Когда выпадает снег (СИ)

 Кажется, ночью у меня начался жар. Мутные тяжёлые сны вереницей плыли через мою голову. В какой-то момент мне стал сниться тот человек с моста, и обрывки этого сна какое-то время висели надо мной после того, как я проснулась. Темнота вокруг словно пульсировала и была красноватой по краям. «Я видел, как люди прыгают», - вспомнила я, и больше всего меня теперь, кажется, поразила вот эта форма глагола «видел». Я так привыкла говорить и думать про себя: «я видела», «я подумала», и тут вдруг это мужское «я видел». Это было существо другого пола, всё равно что инопланетянин, и это поразило меня. Был ли мир вокруг для него другим? Видел ли он его как-то по-другому, только потому, что он его «видел», а не «видела»?

 Сон, от которого я очнулась, тоже был странный, и каким-то вывернутым образом волнующий. Во сне мне было жаль, что этот человек не пытался удержать меня, когда я убегала; я ещё живо чувствовала это сожаление, лёжа в темноте; потом ощущение стало развеиваться. Я заснула снова и в следующий раз проснулась от холода, и никак не могла согреться.

 За окном всё ещё была ночь. Кое-как я встала, дошла до шкафа и взяла второе одеяло, но даже под двумя одеялами меня трясло, и я долго возилась, пытаясь подоткнуть под себя их края.

 Я никогда не заболевала от пары часов, проведённых на морозе, - на самом деле, один раз я чуть насмерть не замерзла, но простудиться не простудилась, - но тут я была рада заболеть. Когда мать утром будила меня, я чувствовала себя так плохо, что мне не нужно даже было притворяться, чтобы она мне поверила. Кажется, она волновалась за меня и чувствовала вину за то, что не может остаться дома. Я накрылась одеялом с головой, и слушала приглушённые им звуки, пока не заснула снова.

 Проснулась я одна. Отец ушёл на недельную вахту, и квартира была в полном моём распоряжении. Я чувствовала себя и впрямь неважно, но пустая квартира того стоила.

 Три дня я валялась перед теликом в большой комнате, спала, сколько влезет, и читала, когда от температуры не ломило глаза, и меня не одолевала сонливость. Это были хорошие дни, кажется, даже лучшие за прошедший год.

 Потом, на четвёртый день, я вернулась в школу. По крайней мере, так предполагалось.

 Каждое утро я собиралась и выходила из дома, но до школы не доезжала. Я знала, конечно, что долго так продолжаться не может, но старалась об этом не думать. Рано или поздно я всё равно вернулась бы в школу, нужно было туда вернуться, но я откладывала возвращение со дня на день.

Смысла не было возвращаться, даже не попытавшись наверстать то, что я пропустила, но я никак не могла заставить себя взять в руки учебники.

 Я много бродила по городу. Это были, скорее, вынужденные прогулки.

 Если выходить из метро на несколько станций раньше, чем нужно, и дальше идти пешком, то можно убить много времени. В последнее время я часто так делала. Ещё можно было садиться на незнакомый автобус и ехать до конечной, тогда обратный путь казался и вовсе нескончаемым, и если идти очень быстро, то даже зимой можно было не слишком замёрзнуть.

 В библиотеке я больше не появлялась. С тех пор, как всё стремительно понеслось под откос, я уже не могла сосредоточиться на книгах о животных. Не могла сидеть на месте. Не могла читать. Какое-то беспокойство словно подгрызало меня изнутри, незаметно точило меня.

 К тому же, мне не хотелось видеть Антона.

 Я бродила и бродила по городу, и один маршрут стал повторяться всё чаще.

 Я доходила до моста, что был весь в обелисках, посвящённых войне двенадцатого года, перебегала дорогу и шла по набережной вдоль реки. Всего в этом месте через реку было три моста, и это был первый. Вторым был метромост, по нему раз в несколько минут проезжали поезда короткой, наземной, голубой ветки метро. Третьим мостом был тот, к которому я шла. С воды несло сыростью и холодом, бешено носился ветер. Я заворачивалась в шарф, засовывала руки глубже в карманы, но ветер всё равно прорывался внутрь.

 Пройдя под метромостом, я словно бы вступала в простреливаемую зону, и всё во мне подтягивалось и подбиралось.

Здесь меня было видно из окон домов, что смотрели на реку, и где-то среди этих окон было окно того человека, что я встретила на мосту перед тем, как заболела. Я всё чаще думала о нём. Мне казалось, что здорово жить вот так, одному, смотреть ночами на замерзающую реку и ждать прыгунов. Или, быть может, наступления Северного полюса на наши широты. И я надеялась, что сам он тогда не прыгнул.

  Я пыталась повторить все те условия, что были тем вечером. Я, кажется, пыталась даже думать о том, о чём думала тогда. Это как во сне – иногда, если повторить всё в точности, то получается попасть туда, куда хочешь. Иногда не получается. Последний компонент так всегда и остаётся неразгаданным. Я проходила этим путём много раз за эти дни, а потом повторяла то же самое вечером, ближе к тому времени, когда возвращалась в тот день домой. Но ничего не происходило, я так больше никого и не встретила.

 Я поднималась по лестнице и, пройдя над замёрзшей рекой, оказывалась на Новом Арбате.