Когда взорвется газ?

А когда Халецкий поправился и восстановил форму, он собрал на той же даче широкий круг друзей-приятелей, закатил шикарное угощение, а перед десертом устроил показательные спарринги— вначале со стрелком, а потом с заказчиком. Исполнитель продержался три минуты, а его наниматель — одну. Чтобы не повредить суставы, Млот надел тонкие жесткие протекторы, из-под них во все стороны летели кровавые брызги, как будто не в меру азартный повар отбивал сырую телятину под английский бифштекс… Оставалось хорошенько поперчить, посолить и положить на раскаленную сухую сковородку. Но процесс был прерван, и растерзанные полуфабрикаты швырнули голодным ротвейлерам.

А пан Казимир, выкупавшись, вернулся к потерявшим аппетит гостям, экзотическим фруктам, горящему мороженому и поднял 20-летним «Кельтом» тост за дружбу, порядочность и справедливость, которые всегда торжествуют. После этого случая разговоры о том, что Халецкий устарел, а время его кончилось, прекратились сами собой; «перспективная молодежь» мгновенно ушла в тень, и место на криминальном троне осталось за паном Млотом, как он думал — навсегда. Но, увы, ничего вечного на свете не бывает, и магистру философии Халецкому об этом забывать не стоило. И Скорин мягко напомнил ему эту истину.

— Вместе с тем, пан Халецкий действует… так сказать, на общественных началах. То есть он не связан с официальными структурами национального газового концерна. Вопрос: сколько такое положение может продолжаться?

Молот улыбнулся еще шире.

— Столько, сколько я буду жить на свете. Ни одна… ни один человек не осмелится совать свой нос в сферу моих интересов!

Фраза прозвучала очень внушительно и убедила всех участников совещания. Кроме одного.

— Да, да, пан Казимир, вы очень верно подметили: увы, все мы смертны! — Скорин развел руками. — И если вдруг случится непоправимое, а род занятий пана Халецкого способствует риску, то у нас могут возникнуть очень, очень серьезные проблемы! Да и у пана Халецкого наверняка возникнут серьезные проблемы, если газовые структуры узнают, а рано или поздно это произойдет, какие суммы он извлекает в обход их из газовой трубы!

— Эт-точно! — пристукнул ладонью по столу Слеза.

— Сразу завалят, — согласился Хан.

Солидные мужчины переглянулись. Точнее, обменялись бликами светоотражающих стекол. За столом будто бы собрались пять дублей Терминатора — никто с началом разговора не снял темные очки.

— И что? — хмуро поинтересовался боксер-философ. Он явно ничего не понял. Слишком уж закрутил ответ этот умник… И как-то само собой вышло, что Казимир сказал совсем не то, что хотел.

— Мы с Виктором предварительно обсуждали эту тему, — продолжил Скорин.

Баданец кивнул.

— Если мы возьмем в долю владельцев польского газового концерна, то все подобные проблемы отпадут, перспективы долгосрочного сотрудничества укрепятся, а риск для жизни нашего друга пана Казимира значительно снизится. В то же время, при запланированном уровне доходов, их участие не сделает нас беднее. Как говорится: всем хватит, причем с избытком! Что вы думаете по этому поводу?

Скорин направил зеркальный взгляд на сидящего напротив Хана.

— Алик?

— Чего тут думать, если политбюро рекомендует, — пожал плечами тот.

— Миша?

— Я согласен, — кивнул Слеза. — Но это территория Казимира, последнее слово за ним…

Все повернулись в сторону поляка. Пан Млот откинулся на спинку кресла, задумался, наморщив лоб, потом оттянул большими пальцами широкую резинку купальных трусов, заглянул под нее и, как бы услышав оттуда совет, резко отпустил.

— Добри, — пробасил супертяж с улыбкой, непонятно к чему относящейся: то ли к содержанию разговора, то ли к тому, что он увидел у себя в плавках.

— Под это дело надо выпить, — сказал Хан и засмеялся. — Знаете, что предложила эта сучка Мара?

Он взахлеб принялся пересказывать непристойное предложение бандерши.

Громкое и резкое «Гм!» прервало его возбужденную речь.

Все посмотрели на Слезу. Он, лыбясь ослепительной металлокерамикой, целился кривым изломанным пальцем в экран телевизора. Там украинский новостной канал передавал репортаж с компрессорной станции магистрального газового трубопровода.

— После ремонта в Лугани вновь вышла на полную мощность газовая станция, которой сегодня исполняется ровно двадцать пять лет, — радостной скороговоркой тараторила за кадром невидимая дикторша.

В кадре не было ничего особенного: общий вид станции, газовая труба, вентили, манометры, вспомогательное оборудование, монитор контрольного компьютера, старейший оператор, проработавший на станции все двадцать пять лет и сейчас изрекающий соответствующие случаю благоглупости…

Но лица пятерых властных мужчин вытянулись, как будто на яхту высадились спецом заряженные на них киллеры.

— Ни фига себе! — выругался Скорин.

— Пожелаем уважаемому Василию Ивановичу перекачать еще не один миллион кубометров газа и следующий юбилей встретить на своем рабочем месте в добром здравии и таком же хорошем настроении! — на оптимистической ноте закончила дикторша.