Когда закончится война (СИ)

Я пришел к Генке. На самом деле, мы с ним не особо хорошо общаемся, но это все равно лучше, чем вообще не иметь собеседника, равного тебе по возрасту. Правда, Генка на несколько лет старше меня, и поэтому жутко зазнается.

Генка — рыжий вредный парень. Живет он на самом краю села, а его отец председатель. Это обстоятельство лишний раз дает ему повод чувствовать себя хозяином всего и вся. Первая причина такого неадекватного поведения — заносчивый и очень тяжелый Генкин характер.

— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я его, подсаживаясь к мальчишке на ступеньку его крыльца.

— Я? Ничего. Ровным счетом ничего, — резко отвечает Генка, даже не глядя в мою сторону.

Удивленно поднимаю брови и пытаюсь понять, почему он такой нервный.

— Война началась, — говорю я Генке, старательно ища глазами его взгляд.

Рыжий парень поворачивается ко мне и спрашивает, будто бы не понимает:

— Ну и что?

Сдерживаю себя, чтобы не взорваться. Генка частенько ведет себя, как последняя свинья. И мне требуется большой запас терпения, чтобы терпеть все его нападки.

— Тебе же… Ну, восемнадцать скоро, — напоминаю я, неловко замявшись.

— И что? — тупо повторяет парень, все еще непонимающе глядя на меня.

— Повестку пришлют, — наконец нахожу я нужные слова.

Генка, наконец, понял, куда я гну. Он развернулся и теперь сидит ко мне вполоборота.

— Ну и пусть присылают, — невозмутимо говорит он. — Мой папаша все уладит. Что я на фронте забыл?

От такого заявления, я, надо признаться, слегка опешил. Будь я на месте Генки, не раздумывая, пошел бы. Я и сейчас мог бы. Но есть две проблемы.

Первая из них заключается в том, что мне всего только четырнадцать. А вторая — я не могу бросить своих женщин одних.

Вздыхаю и последний раз оглядываюсь на Генку.

— Ну, тебе-то, наверно, видней. У тебя отец кто? Председатель? А у меня военный.

— И что? — в который раз повторяет Генка. Он тоже встает и глядит на меня с нескрываемой злобой. — Иди к своему военному, вояка!

Генка, усмехаясь, срывает с земли травинку и сует ее себе в рот.

Поворачиваюсь к нему спиной. Ухожу, стараясь не оглядываться. Но, отойдя на достаточное расстояние, оборачиваюсь и гляжу в его сторону.

Отсюда мне отлично видно, как Генка, стоило мне только уйти, тут же вскочил, и теперь в неизъяснимой ярости топчет траву. Он очень злится. Это видно по тому, как он покраснел. Его щеки раздуваются, как у лягушки, а ладони крепко сжаты в кулак. Не понимаю только, что его могло так выбесить — мои вопросы или сам факт того, что от войны ему все равно никуда не деться?

***

Как я и полагал, отец уехал почти сразу. Мы еще посидели какое-то время вместе за столом, но то настроение, которое еще пару часов назад жило в каждом из нас, словно завяло.

Лиля, как всегда в таких случаях, ударилась в слезы, а вскоре и вовсе ушла к себе в комнату.

А мать — нет. Она наоборот стала еще серьезнее. Это натура врача. В каждом человеке этой профессии внутри есть некий стержень, который не дает им сломаться. Она может работать целыми сутками без сна. Частенько бывало даже такое, что ночью она была на дежурстве, а с утра ее снова кто-то дергает. И мама идет помогать. Она всегда утверждала, что врач — это не профессия. Это призвание.

Что уж говорить об этом? Любить свою работу — не любить себя.

— Ну что ж, пора, — твердо произносит отец и уверенно встает из-за стола. Одергивает на себе шинель, поправляет пилотку и поворачивается к жене.

— До свидания, — говорит он, стискивая ее маленькую ладонь в своей.

Мать поднимается на носочки и целует его в щеку. Кажется, все-таки и в ней что-то надломилось. Я замечаю это, несмотря на все мамины попытки скрыть тревогу.

— Давай, — обращается отец уже ко мне, хлопая меня по плечу. — За старшего!

Оставив на меня эту обязанность, он наклоняется к дочери и легко поднимает ее в воздух. Вера смеется, словно от щекотки. Вот уж кто действительно не понимает, что произошло утром.

Я и запомнил отца тогда именно таким: строгим, серьезным, с робкой улыбкой и печальными глазами. Как и тогда он будто бы стоит сейчас передо мной, сжимая в руке свой старенький, немного шершавый рюкзак, и смотрит прямо мне в глаза. Почему-то тогда мне показалось, что мы больше никогда не увидимся. Что все, что было в прошлом, перечеркнуто напрочь, а жизнь теперешняя не сулит ничего доброго. Она просто другая, я только сейчас это понял. Но, признаюсь, в глубине моей души все еще пробивается маленький, но упрямый росток веры в то, что, казалось бы, война отобрала у меня навсегда. Вера в то, что я еще увижу его глаза.

Зачем я все это пишу? Не знаю. Просто я решил, что, пока рядом со мной будет хоть один родной мне человек, я буду оставлять в этой тетради хотя бы маленькие пометочки.

Вера уже спит. А я не могу уснуть. Я думаю о том, как сберечь наших женщин…»

========== Глава 5 ==========

Закрываю глаза и пытаюсь уснуть. Не выходит. Совсем не выходит.