Когда зацветают подснежники

На Москву идет еще один поезд. Билеты ему, конечно, поменяют… Нет, не годится. Тот же шпик с той же станции все равно на всякий случай предупредит московских коллег, и они чин чином встретят его на вокзале.

Попробовать улизнуть в самой Москве? То ли улизнешь, то ли тебя тут же, на перроне, и арестуют. Но, с другой стороны, если в Петербурге проследили, то и арестовать могли тоже в Питере, чемодан — такая улика, что потянет на виселицу. Значит, им важно в чем-то убедиться. Может быть, им нужны его связи?

Головоломочка!..

И все же выход есть!

Пантелеймонов был очень доволен, что в купе не оказалось соседей. Не нужно объяснять попутчикам, что он страдает бессонницей. Можно открыть дверь и только время от времени выходить в коридор. И на станциях. Это на всякий случай.

Жалко, что нельзя предупредить проводника. Нынче они ненадежные, не то что в иные времена. Правда, Николаевская дорога во всеобщей стачке не участвует, но все равно ненадежные.

За окнами скрылись последние огни столицы, и только едва заметное светлое марево чуть проглядывает над горизонтом.

В коридоре пусто. Видимо, пассажиры расползлись по своим купе. Поздно. Порядочные люди в это время уже спят. И все же надо пройтись по вагону. Ведь он несколько запоздал, приехал на вокзал, когда уже все расселись по местам.

Немного ныне любителей раскатывать из города в город — время смутное. Дома оно надежнее.

Соседнее купе пустое. В следующем какая-то престарелая дама воюет с баулами, баульчиками, свертками. Дальше опять пусто.

Заглянул в служебное отделение. Проводник задумчиво жует и смотрит в окно.

— Нынче, я смотрю, работы у вас не слишком-то?

Проводник нехотя оторвал взгляд от окна, проглотил кусок пирога и неохотно буркнул:

— Какая работа, если в вагоне пять пассажиров?

— Как, только пять? Себя я не считаю, старушку с баулами видел, а остальные трое кто же?

Пантелеймонов понял, что излишнее любопытство может насторожить проводника. И тут же поспешил оправдаться:

— Я, знаете ли, в поездах не сплю. Привык к тому, что в вагоне всегда найдутся такие же страдальцы. Вот и коротаем ночь. В картишки скинемся. Или так, по душам поговорим…

— Трое — офицеры. Их благородия, видно, из одного полка. Где-то уже лизнули и теперь храпят. А в Питере едва в вагон вползли…

Что такое? Пантелеймонов выскочил в коридор. Рывком открыл дверь купе. Пусто. Снова пусто! В среднем купе темно. Дружный храп с присвистом. Пантелеймонов дотянулся до выключателя. Действительно, офицеры.

Была еще тайная надежда, что этот Черт каким-то образом замешался в их компанию или проводник по ошибке принял его за военного. Нет, Черта среди этих пьяных защитников царя и отечества нет.

Остальные купе тоже пусты. Пантелеймонов бросился в соседний вагон. Третий класс. И тоже пустой. Здесь нет электричества, но и при фонаре можно разглядеть лица.

Черт исчез!

Вагон за вагоном — всюду пусто. И только в первом классе дородный, пышноусый проводник не дозволил открывать купе, заявив, что господа спят.

Но Пантелеймонов теперь был уже уверен, что Черт остался в Петербурге. Или, что также вероятно, уехал с более ранним поездом.

Проворонил! Анафема! Шляпа!..

Оставалось дождаться первой остановки.

Ждал нетерпеливо, каждые десять минут теребил проводника, сверял часы.

Наконец-то станция!..

Поезд еще не остановился, но Черт все же рискнул прыгать. Скользко!.. Прыгнул, прокатился по обледенелому насту платформы — и в тень, к кипятильнику. Трудно рассчитывать на то, что ночью найдется много любителей побаловаться чайком, но все же два-три человека с чайниками стояли наготове, когда он проходил в конец состава.

В руках у Богомолова тоже чайник, что поделаешь, пришлось разориться.

Пятый вагон встал прямо против входа в станционный буфет. Над дверью горит тусклая лампочка. Богомолов ждет…

Так и есть — Черт сразу узнал пальто. А шляпу «подметка» заменил-таки на ушанку. И правый карман все так же оттопырен.

Черт вздохнул с облегчением. Его расчет оправдался полностью. Билет второго класса он сменил на первый. Первым забрался в вагон и, дав проводнику хорошие чаевые, попросил никого к нему в купе не подсаживать — он очень хочет спать, а когда спит, то так храпит, что наутро соседи обычно скандалят.

Притаившись, сидел в купе. Кто-то ходил по коридору, даже пробовал открыть дверь. Богомолов захрапел, с присвистом, с завываниями.

Перед станцией он, к удивлению проводника, проснулся, взял чайник, сказал, чтобы проводник не беспокоился, дверей не открывал — он выйдет через соседний вагон, — и прошел в конец поезда.

Теперь чайник долой, он только мешает…

Черт подошел ближе к вагонам. Шпик, наверное, толчется у телеграфа. Сядет он обратно в поезд или останется ждать встречного, чтобы ночью вернуться в Питер, поднять на ноги охранку? Черт рассчитывал только на это. Иначе придется пожертвовать чемоданом, который оставил в купе.

А вот и третий звонок. Из станционного зала опрометью выскочил филер. Ужели поедет в Москву?

Паровоз дал гудок, дернулись вагоны. Э, да шпик-то не дурак, на всякий случай он хочет пропустить мимо себя весь состав.