Когда зацветают подснежники

Богомолов влетел в тамбур, оттолкнув проводника, выглянул — филер стоял на месте. Последний вагон. Шпик медленно бредет обратно…

Пронесло!

Теперь нужно сойти где-нибудь перед самой Москвой и добраться в первопрестольную на перекладных, минуя вокзал.

Ну, это уже не самое трудное.

И вот началось. Началось с того, что потух свет. Потом куда-то исчезли извозчики. Захлопнулись двери театров. Не вышли газеты. Попрятались дворники. И не видно городовых.

А на улицах толчея, веселые крики. И смятение.

Москва официальная, Москва чиновничья, Москва дворянская отгородилась от улиц ставнями, тяжелыми шторами. Но и сюда доносился голос улиц.

— Баррикады на Бронной!

— На Страстной драгуны дерутся с дружинниками!

— А по Тверской можно пройти?

— Арбат еще свободен?

И повсюду стаи мальчишек. Это их день. На Грузинах нет ни одного неразбитого газового фонаря. Приходится добивать не совсем разбитые. На Кудринской уже свалили фонарные столбы.

Пока не слышно выстрелов, но это только пока.

И уже через день ухает где-то пушка. И как сухие сучья в жарком костре, потрескивают выстрелы.

Появились первые раненые, первые убитые.

А еще через несколько дней Москва потонула в гуле орудийной стрельбы. Пушки бьют вдоль Тверской, сметая баррикады, снаряды вспахивают Пресню, откусывают огромные ломти от домов.

Горят окраины. И где-то, как голодные, шелудивые псы, брешут пулеметы карателей.

Володя пробирается к Цветному бульвару. У него нет револьвера, зато в портфеле стеклянная бомба с песочной пробкой. Он должен доставить ее Черту. Тот так и приказал:

— Принесешь на Цветной, меня найдешь у баррикады!

К удивлению, до Цветного добрался сравнительно легко. Но дальше начались трудности. Дружинники смотрели косо на репортеришку с портфелем. Так и хотелось сказать этим рабочим парням: «Я свой, я для вас делаю оружие!»

Но нельзя, он нелегал. Более того, он связной!

Володя очень боялся, что они потребуют открыть портфель. Догадаться, что бутылка — бомба, может человек и несведущий, ведь из горлышка торчит фитиль. А вдруг подумают, что он несет бомбу, чтобы взорвать баррикады? Не успеешь ничего доказать — на месте порешат. И Черт не спасет.

С трудом, проходными дворами, сквозными парадными, Володя все же добрался до баррикады и сразу увидел Черта. В короткой куртке, в кепке с наушниками, в высоких сапогах, он являл собой какую-то странную смесь российского рабочего и иностранца. А может быть, такое впечатление создавали наушники? Но Володе было не до нарядов.

Черт схватил бомбу. Его сразу же окружили дружинники. Они с опаской поглядывали на зеленую бутыль и плохо слушали Богомолова. Наверное, он бы еще долго объяснял рабочим устройство снаряда, но в это время со стороны Самотеки затрещали выстрелы. Черт бросился к баррикаде.

— Не стрелять! Пусть подойдут поближе…

Володя спрятался в какой-то подъезд. И баррикада видна со всех сторон, и от пуль укрытие надежное.

Володя не отрывает глаз от Черта. А тот притаился, бомбу прижал к груди. Рядом какой-то дружинник, у него наготове спички. Вот вспыхнул огонек, затлел фитиль.

— Ложись!..

Черт размахнулся. Володя инстинктивно потянулся руками к ушам, но не успел…

Грохот, звон стекла — это сыпались окна в соседних домах… И крики.

Богомолов оглянулся, заметил Володю, махнул рукой.

— Тебя Иннокентий спрашивал, велел немедленно к нему. Я со своей квартиры в Екатерининском парке съезжаю, так что больше туда не ходи. Передай, бомбы нужны всюду. Это третья, вчера я такие же две бросил на Домниковской и у себя в парке. Зря бросал в парке, потому и квартиру меняю. Ну беги, пока здесь тихо.

Черт пожал Володе руку, подтолкнул и уже больше не обращал на него внимания.

Иннокентий засел в Симоновской слободе.

«Симоновской республикой» прозвали этот район в дни восстания. Он отрезан от остальных районов Москвы, и туда еще нужно пробраться.

Володя заспешил: успеть бы до темноты.

Володя Прозоровский уже который раз пытается втолковать хмурому железнодорожнику, что тот не имеет права его задерживать. И пароль, и отзыв — все сошлось. Володя спешит в Москву.

Опасно? Конечно, опасно, но документы у него в порядке. Бумажки, правда, не бог весть какие — репортер газеты «Московские ведомости». А газеты пока еще не выходят. Но Володя уже успел убедиться, что к репортерам жандармы и солдаты не придираются, хотя и ворчат, если эти проныры суют нос в их «охранные дела».

Жандармы пропускают. А вот этот железнодорожник, свой, рабочий дружины депо Москва-Казанская, и задержал. Обидно!

— Да пойми ты, дурья голова, ну как отсель в Москву добраться? Поезда не ходят? Не ходят. Извозчики попрятались, как тараканы в мороз. Им предложи чистое золото — все одно не повезут: эвон как там стреляют. Выходит, пешком по шпалам… Все одно далече не уйдешь. Вчерась на вокзале были наши. А сегодня, сказывают, семеновцы из Питера. Ждать надобно. Вот пойдет поезд с дружинниками — посажу. А там как знаешь… Репортер!