Когда зацветет сакура…

– Немцы немцам рознь, – спокойно парировал товарищ. – Точно так же, как и русские, как американцы, как те же эскимосы… Нельзя стричь людей под одну гребенку, понимаешь?

Бортник растерялся. Хотел сказать что-то резкое в ответ, да передумал.

– Ладно, давай-ка лучше выпьем!.. – произнес он и, не дожидаясь Жакова, махом опорожнил свой стакан.

– А ведь ты не прав, Сергеич… – ткнув вилкой в тарелку и наколов на нее небольшой ломтик сала, сказал он, с удовлетворением отмечая, как кровь горячей волной растекалась по его телу. – Ей-богу, не прав. Немец он и есть немец. И Шиллер твой, и… как там ты их назвал?

– Это не важно… – недовольно буркнул Жаков, зная упертый характер этого человека. «Я ведь хохол, – часто говорил Бортник, – а хохла никто не переубедит». При этом он так заразительно смеялся, что тому, кто решил затеять с ним спор, ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Правильно, не важно… – кивнул Жора и снова полез вилкой в тарелку. Неожиданно он поморщился. – Послушай, Жаков… – недовольно произнес он. – Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты не резал сало по-бабьи! Ну, что это?.. – поднял он вилку, на которой, стыдливо скукожившись, обреченно висел тонкий кусочек сала. – Нет, мужики так не режут… Они режут так, чтобы едва в рот помещалось, усек? Впрочем, ты же кацап, тебе не понять… – улыбнулся он и вдруг: – А откуда тебе про этих всех шиллеров-миллеров известно? У тебя же всего-то семь классов за плечами…

Алексей хмыкнул.

– Школа школой, а человек еще сам должен над собой работать, – сказал он. – Слышал, что такое самообразование? Ну вот… Когда я пацаном попал на завод, сразу понял, что мне грамотешки не хватает, вот и начал самообразовываться. В библиотеку записался, книжки стал всякие покупать. А вот со школой рабочей молодежи не получилось… Как пошло одно за другим – ФЗУ, аэроклуб, депутатство в горсовете… Думал, вот разберусь со всем этим – и за парту. Дудки! Вместо этого меня в школу НКВД отправили, ну а потом война… Но я обязательно выучусь! И школу закончу, и в институт поступлю. Вот только поставим последнюю точку в войне.

– Да, правильно… – кивнул Жора. – Учиться надо. Я вот тоже хочу в институт поступать.

В отличие от Жакова, Бортник успел до войны окончить десять классов. Но ему было легче – у него были родители. Отец ему прямо сказал: учись и ни о чем не думай – куском не попрекнем. Он работал в банке бухгалтером, так что жили хоть и небогато, но все же не голодали.

В то время у них в городе орудовала банда некоего Пузыря, состоявшая из матерых уголовников. Говорили даже, что они не только занимались грабежами и убийствами, но и работали на польскую разведку. На них и засады устраивали, и агентов к ним засылали – все без толку. Будто бы рука провидения их вела. А тут вдруг им вздумалось ограбить банк. Прижали они Жору – убьем, говорили, если не поможешь нам. Ну, он тут же и согласился. Жить-то хотелось…

А всего-то и нужно было украсть у отца ключи от банковского сейфа, где лежали деньги. Дело плевое, хотя и неблагодарное – что ни говори, а родного батьку подставлял. Ведь, случись что, тому конец. Хорошо, если тюрьмой отделается, а ведь могли и расстрелять. Но Жора пораскинул мозгами и решил, что в тюрьму отцу идти не надо. Вручив ключи бандитам, он тут же побежал к гэпэушникам: так, мол, и так, я знаю, как Пузыря с его бандой накрыть. Те ему: ну ты даешь, парень! С ними наши самые опытные опера ничего не могут поделать, а куда тебе, сопляку?.. Ну он все им и рассказал. И как его бандиты прижали, и как он для них ключ от сейфа у отца собственного украл. Те удивлялись: вот сволочь! Отца родного не пожалел. А он: я о родине думал! Знаете, что сказал философ?.. Ну… – застыли в ожидании чекисты. По кочану! – ухмыльнулся он. Цель оправдывает средства – вот как!

Банду тогда эту взяли. Устроили засаду – и все, как говорится, дела. «Хороший ты парень, – сказали Жоре в ГПУ, – мыслишь по-пролетарски. Так что после школы добро пожаловать в наши ряды…» Так он и попал в органы.

– Ну и что ты собираешься делать с этой женщиной? – спросил товарища Жаков.

– С этой учителкой-то? – плеснув в оба стакана коньяку, переспросил Жора. – Ясное дело что – ведь она же призналась…

– Как призналась?.. В чем? – не понял Алексей.

Жора широко улыбнулся, обнажив свои крепкие лошадиные зубы.

– В чем надо, в том и призналась. У меня же, брат, опыт за плечами – и не таких раскалывал… – пьяно хвастался он.

Алексея поразило то, с какой легкостью он это говорил. Но, может, это все коньяк, а на самом деле он думает совершенно по-другому?.. Жаков молчал, не в силах что-то сказать.

– Ну, ты что загрустил? – спросил его товарищ. – Давай-ка хряпнем. А то пьем-пьем и никак одну бутылку допить не можем! Так что лично у меня ни в одном глазу…

«Ну да, так уж я тебе и поверил! – беззвучно усмехнулся Алексей. – Когда трезвый, ты так не хвастаешься».

– Послушай, Жора, а тебе приходилось когда-нибудь убивать? – неожиданно сорвалось у Жакова с языка.

Бортник растерянно посмотрел на него.