Когда завтра настанет вновь (СИ)

— Фейри приходил. Сказал мне кое-что. Я… завтра расскажу, ладно? Мне надо это… обдумать.

— Что обдумать?

— Одну важную вещь. Прости, не могу сказать. Не сейчас. — На меня накатила такая усталость, словно я только что пробежала марафон. — Утром. До утра я всё… решу.

— Но…

Баньши мягко положила ладонь брату на плечо, заставив его осечься; видимо, Рок моё лицо сказало больше любых слов.

— Эш, пойдём. Завтра так завтра.

Брат снова посмотрел на меня — и, видимо, наконец разглядел то, что баньши увидела сразу.

— Хорошо, — голос его смягчился. — Пойдёшь в свою комнату?

— Нет. Мне надо быть с Питером.

Неодобрительно качнув головой, Эш развернулся на пятках и удалился. Рок последовала за ним, словно незримо подталкивая в спину, отрезая возможность вернуться. Я проводила их взглядом — и, бесцеремонно подвинув Питера, растянулась рядом с ним. Боком, на самом краю дивана, обвив руками его шею, чтобы не упасть.

Уткнулась в его плечо, вдыхая знакомый запах можжевельника и ореха.

Может, это всё-таки ещё одно видение Повелителя Кошмаров? Всё это? Или, может, я так не просыпалась с того момента, когда мне приснился сон про висельницу, или ещё раньше, — и в какой-то момент открою глаза и окажусь в собственной постели, и услышу, как мама на кухне поёт и жарит тосты на завтрак? И пусть даже окажется, что Питер мне только приснился, в этом кошмаре нам всё равно не быть вместе.

Как было бы славно, если бы это был только кошмар. Только страшный безумный сон, только…

Я даже не заметила, как уснула.

***

Спала я, слава богам, без сновидений. И очень крепко. Мне почудилось, что я только закрыла глаза, а потом сразу же открыла, и сквозь шторы гостиной уже пробивался яркий солнечный свет.

Я всё так же лежала на краю дивана. Только не лицом к Питеру, а спиной к нему, и теперь уже не мои руки обнимали его, а его — меня. Когда я повернула голову, то увидел, что он наконец-то не спит: просто тихо смотрит на меня, и мятный взгляд светится едва заметной улыбкой.

— Да, — сказал Питер, — никудышный из меня вышел рыцарь.

— Самый лучший. Считай, что заслонил меня грудью. Очень по-рыцарски. — Повернувшись, я чмокнула его в нос. — Как себя чувствуешь?

— Лучше всех. — Он убрал с моего лица спутанные волосы, ласково заправив их за уши. — Что вчера произошло? Когда меня вырубили?

— Я их… обезвредила. Всех. Потом вылечила тебя и привезла сюда.

А потом пришёл фейри и сказал мне, что я выживу, только если я отправлюсь на Эмайн. Поэтому в ближайшее время мне суждено либо умереть, либо уйти в другой мир и никогда больше тебя не увидеть.

Мне следовало бы добавить две эти фразы, но они застревали в горле, отказываясь идти на язык.

— Вот как. — Питер тяжело вздохнул. — Сочтёт ли моя прекрасная дама достаточной наградой за моё спасение завтрак в постель? Ах да, извини — на диван…

— Ты ходить-то можешь?

— Когда ты рядом, хоть летать. — Он поцеловал меня в губы, коротко и нежно. Убрал руки — и осторожно встал, переложив меня глубже на диван, отодвинув от края. — Лежи, я быстро.

Я проследила, как он выходит из гостиной, по направлению к ванной. Уставилась в потолок, чувствуя, как отступившее за время сна смятение снова путает мысли.

Чувствовала я себя вполне сносно. По крайней мере, физически. Значит, проклятье, которое сгубило маму, пощадило меня? Хотя нет, о какой пощаде может идти речь.

Скорее дело в том, что я уже фактически мертва.

Я смотрела, как в тонком солнечном лучике, пробившемся сквозь щель между задвинутыми шторами, медленно кружатся золотые пылинки.

Значит, когда-то мы с этим Коулом встретились, и из-за него я умерла, а Эш вырос и стал диктатором. Тогда фейри вернулся назад во времени и сделал так, чтобы мы не встретились, и теперь где-то в Динэ бродит другой, новый вариант его личности. Вернее, уже не бродит, потому что пару недель назад этот новый Коул вернулся на Эмайн, позволив старому Коулу выходить в этот мир без опасности слиться со своим двойником. Но из-за всего этого возникла чёрная тварь, которая хочет меня убить…

Нет, никак не могу всё это в голове уложить. Дурдом какой-то.

И всё же… если мама умирала из-за того, что узнала про все эти игры со временем — почему она не умерла тогда, когда фейри только пришёл к ней? Когда мне было тринадцать? Почему проклятие догнало маму только сейчас, почему тварь активизировалась только десять дней назад? И неужели одно-единственное изменение в чьей-то судьбе может повлечь за собой такие страшные последствия? Я-то надеялась, что мы вольны в своих выборах, но, выходит, вся наша жизнь предопределена? Хотя… имея дело с путешествиями во времени, всегда сталкиваешься с парадоксом на парадоксе. Сколько книжек я на эту тему читала, сколько фильмов смотрела — теории везде разные, и невозможно было говорить об их правдивости. Только о правдоподобности.

А то, что рассказал мне Коул, звучало весьма правдоподобно.

Я повернулась набок, уставившись на солнечные блики, игравшие на лакированной поверхности журнального столика.