Когда завтра настанет вновь

– По какой-то причине желала отбить у Лайзы охоту показывать свой талант, – раздались позади слова Эша – видимо, привлечённого моей песней, которой он не слышал несколько лет. – Я тоже не знаю, зачем ей это понадобилось. Но это единственное объяснение, которое я смог найти.

Оглянувшись на брата, я почти дёрнулась. Тот стоял у входа в кухню, прислонившись плечом к косяку; за худенькой мальчишеской спиной видны были открытая гостиная и полумрак, царивший в покинутой нами комнате. Пустой.

Всё же пустой.

…ладно. В конце концов, будь сид и правда здесь, он бы наверняка разразился очередной лекцией на тему «почему мы ещё не в Фарге». И отблеск знакомых лунных одежд в полумраке гостиной мне просто почудился.

Разошлись мы совсем скоро: после разговора о маме беседа перестала клеиться, а песни – петься. Всё ещё пытаясь понять, с чего родной матери нужно было мне лгать (очень хотелось верить, что лгали как раз все остальные, но отвергать тройные заверения в обратном было сложно), я побрела в выделенную мне уютную мансардную спаленку на втором этаже.

– И «Божественная комедия» тут, естественно, – сказала я, изучая книжный шкаф с собранием бумажных томов, пока Питер снимал чехлы с кровати, комода и письменного стола: гостеприимный хозяин вызвался помочь мне привести спальню в жилой вид. Судя по обстановке, именно здесь когда-то была спальня самого Питера; во всяком случае, на стене висели поблекшие плакаты киберспортивных команд и неизвестных мне регбистов, а не пыльные блюдечки с котятами, как в комнате, куда положили Эша. – А у нас дома почти не было бумажных книг, если не считать маминых учебников. Мама не придавала им значения.

– В моей жизни было не так много настоящего. Пользовался любой возможностью привнести как можно больше. – Питер вытащил из комода чистый комплект постельного белья, заботливо переложенный лавандовыми саше. – Поможешь заправить?

– Забавно, – покорно взяв в руки наволочку, произнесла я, осознав и правда забавный факт. – Я за все последние дни так и не взяла в руки графон. И совсем не страдаю.

– Даже по соцсетям?

– Я и раньше могла в них днями не заходить. Когда чувствовала, что слишком в них увязаю, заставляла себя изолироваться на несколько дней. Вдали от них ум сразу такой чистый. Мне вообще иногда кажется, что лучше мне было родиться где-нибудь не в этом веке… Хотя бы во времена наших мам, а то и раньше. Вот без зелени вокруг, без природы я не могу, а без соцсетей – спокойно. – Я рассеянно впихнула подушку в серый хлопковый чехол с геометрическим узором. – Взять, к примеру, то озеро, где мы ночевали… Теперь я жалею, что не выбиралась на него, пока мы жили в Динэ, или что рядом с Мойлейцом нет такого же места, потому что наверняка оно стало бы моим любимым.

– Видимо, кровь сидов зовёт тебя подальше от людей. – Тщательно подтыкая простыню под матрас, Питер исподлобья взглянул на меня. – Почему ты так волнуешься об этом сиде?

Вопрос застал меня врасплох. Хотя бы потому, что сама я не задумывалась об этом волнении, – и лишь когда Питер указал на него, ощутила, что оно действительно тонкой иглой ноет где-то в сердце.

– Я чувствую. Твоё беспокойство за него, – буднично пояснил он. – Вы едва знакомы, но ты печёшься о нём так, словно он тебе друг.

– Ревнуешь?

– Просто пытаюсь понять.

Почему-то я знала: он не врёт. Ему и правда интересно – как психологу, столкнувшемуся с любопытным феноменом, может быть.

– Того, что я и мама обязаны ему жизнью, недостаточно?

– Благодарность спасителю – другой уровень привязанности. Тут нечто более глубинное.

– Сама не знаю. – Я кинула подушку на заправленную узкую кровать, чувствуя, что начинаю раздражаться. – Ты же у нас психолог. Ты мне и объясни.

– Подумаю на досуге. – Выпрямившись, Питер сунул руку в задний карман джинсов и протянул мне круглую металлическую коробочку: в таких обычно продавали кремы. – Забыл сказать. Я заходил в лекарскую лавку и купил тебе это. А то эта тварь на парковке так тебя швырнула… Ты наверняка синяки набила.

Всё моё раздражение как рукой сняло – и, благодарно приняв подношение, я открутила холодную крышечку.

– Да. Набила. – Поддев мазь кончиком пальца, я растёрла её на коже – лекарство пахло магнолией. Текстура лёгкая, водянистая, хорошо впитывается… скорее даже не мазь, а бальзам. Питер и тут угадал: жирные кремы я отчаянно не любила. – Затылок болит.

– Позволишь помочь?

– Помочь?..

– Натирать собственный затылок не особо удобно, – заметил Питер, зажигая пыльный ночник над кроватью.

Поразмыслив, я забралась на постель с ногами и, стянув резинку с волос, повернулась к Питеру спиной. Деликатные пальцы коснулись головы, раздвигая длинные пряди, – и осторожное прикосновение к коже заставило меня зашипеть от боли.

– Ссадина у тебя тут приличная. – Изучив мой бедный затылок, Питер отобрал у меня коробочку с бальзамом. – Ничего, меня заверили, что за ночь всё пройдёт. Только голову с утра придётся вымыть.