За тем, как меня усаживают на пассажирское сиденье, Рок и Эш следили молча. И молчание длилось ещё какое-то время после того, как искалеченный Французик медленно и неохотно покатил по просёлочной дороге обратно к Ахорку.
– Что тебе сказали? – тихо спросил Эш, когда молчание сделалось невыносимым.
Я неподвижными глазами смотрела в темноту за окном: мы въехали в низину, и даже городские огни на горизонте скрыли холмы и лес.
– Что эта тварь – не фомор.
– В смысле?
Три голоса слились в один. Одинаково потрясённые.
Ожидаемо потрясённые.
– Донн сказал, что эта тварь не имеет никакого отношения к Охоте. Что она – нечто куда большее. И не остановится, пока не убьёт меня. – Пересказ прозвучал в разы суше, чем мои ответы на экзаменах. – А в безопасности только те, кто отмечен печатью иного мира. То есть сиды-полукровки, в которых достаточно сильна кровь фейри, и баньши. Потому вы и не обращаетесь. Рок была права, когда думала об этом.
– Чушь, – резко произнесла Рок. – И я не о том, что я права. Кем ещё может быть эта тварь, как не фомором?
– Не знаю. Но боги не лгут. По крайней мере, наяву, – добавила я больше для самой себя, чем для собеседников.
Я не смотрела ни на брата, ни на баньши, ни на Питера, но чувствовала их взгляды. Затылком, щекой, спиной.
Хотела бы я сказать им что-то более одобряющее, чем всё, что я могла сказать.
– Давайте… просто вернёмся в дом. И починим Французика. И… дождёмся утра, ладно? – Я сжала лежавшие на коленях ладони, переплетая серые от грязи пальцы. – А там что-нибудь придумаем.
Никто не ответил мне. Ответов не было ни у кого.
Кроме того единственного, откровенный разговор с кем я откладывала непозволительно долго.
Дома я предоставила Эшу и Питеру отправиться на поиски новых шин (Эш категорически настоял, что привести Французика в боевую готовность надо немедленно, не дожидаясь следующей ситуации, когда нам может потребоваться срочно гнать куда-нибудь или откуда-нибудь), а Рок – уединиться в гостиной с сигаретой и бутылкой виски. Баньши, правда, пыталась меня разговорить, но нарвалась на выдавленное сквозь зубы «Не сейчас, Рок» и чутко согласилась оставить меня в покое.
Когда я наконец оказалась в спальне одна, я уставилась на книжный шкаф – и разомкнула губы.
– Я не знаю, слышишь ли ты меня. Я не знаю даже, жив ли ты. Но если слышишь, ты знаешь, что я говорю это тебе.
…мне определённо стоило сделать это раньше. Но раньше в этом не было острой необходимости. И на мамины слова про то, что всё это –
Только теперь «можно» резко обратилось в «нельзя».
– Я не знаю, почему ты спасал мне жизнь. Не знаю, откуда ты вообще взялся. Но ты знаешь о том, что происходит, а я – нет. Никто из нас не знает. Кроме мамы. Но она ведь, наверное, уже… мертва? – Дрожание моего голоса обернулось лёгким смешком. – А ты просто не хотел мне говорить? Она так быстро угасала, вряд ли бы она продержалась всё это время…
Когда я замолчала, в полумраке спальни, что рассеивал лишь свет прикроватной лампы, по-прежнему царила тишина.
– Отзовись, пожалуйста. Иначе… я просто не выдержу. Потому что всё это из-за меня. И люди гибнут из-за меня. И мои друзья могут умереть из-за меня. И… если меня не станет… всем будет лучше.
– И думать не смей.
Повернув голову, я наконец увидела сида: он возник у двери, и сиреневые глаза были непроницаемыми, как зеркало.
– А. Вот и ты. – Я кое-как поднялась на ноги, до сих пор трясущиеся. – Вижу, кочерга не нанесла тебе особого вреда.
– Тому, кем я стал, вообще трудно нанести вред.
Сквозь его тело я видела бетонную стену, обесцвеченную отсутствием голографических обоев.
– Я рада. Наверное. – Я скрестила руки на груди, ощущая, как ледяное спокойствие сковывает мысли и чувства. – Ты знаешь, что я вызывала Повелителя Кошмаров?
– Да.
– И знаешь, что он мне сказал?
– Да.
В ответах звучала тихая обречённость.
– Тогда не изволишь прокомментировать слова о том, что ответы я могу узнать у тебя?
– Ты не понимаешь, Лайза. Ты видела, что произошло с твоей матерью. Если я расскажу тебе, ты…
– Умру? И плевать! Почему ты не сказал нам, что эта тварь – не фомор?!
– Я говорил, что вам не стоит тратить на это время. Вы не слушали меня. Если б я сказал, что эта тварь не та, кем вы её считаете, вы бы засыпали меня ещё тысячей вопросов, на которые я не смог бы дать ответы.
– Нет, ты дашь мне ответы. Все ответы, которые мне нужны. Потому что я ни шагу не сделаю в направлении Фарге, пока не буду знать, с чем действительно имею дело.
Сид смотрел на меня так печально, так неотрывно, что в другое время этот взгляд, пожалуй, мог бы умерить мой гнев.
Но не сейчас.
– Сегодня погиб мой учитель.
Он молчал, ни глазами, ни губами, ни одним движением не выразив ни единой эмоции.
Да только молчание издавна – знак согласия.