Когда завтра настанет вновь

Я прижала ладони к вискам, надеясь хоть как-то упорядочить мысли, от всего услышанного почти дошедшие до точки кипения.

– Эш… стал премьер-министром?

Мне хотелось спросить не только это. Но это почему-то вырвалось в первую очередь.

Странно: это было отнюдь не самым поразительным из всего, что я сейчас услышала.

Важная роль в истории Харлера, сказал Донн… Трудно не согласиться: будущий правитель и тиран – роль весьма важная.

– Ты всегда знала, что он далеко пойдёт, верно? – Сид издал смешок, сухой, как прах, когда растираешь его между пальцев. – Прежде чем ты повесилась, я поклялся, что сделаю всё возможное, дабы искупить вину перед тобой. И там же, держа на руках твоё мёртвое тело, я понял, как смогу сдержать слово.

Повесилась, повторила я про себя. Картинка из сна – с висельницей в лесу – всплыла перед глазами так ясно, будто я наблюдала её только что.

Не совсем сна, стало быть…

– В нашем мире давно подметили одно любопытное явление. – Я не видела глаз сида, но, кажется, он смотрел на огни фонарей за окном. – Если один из нас уйдёт в Харлер, а после вернётся обратно на Эмайн – он всегда попадёт в тот же самый день, в ту же самую минуту, в какую покинул родной край. Мы всякий раз возвращаемся на Эмайн ровно тогда же, когда ушли. Однако если вернувшийся из Харлера попытается снова попасть туда – даже секунду спустя – результат будет непредсказуем. С момента его ухода там может пройти та же секунда… или час. День. Год. Столетие. Иные из нас предположили, что в прорехе мы преодолеваем не только пространство, но и время. Что время – лишь ещё одно измерение, разделяющее Эмайн и Харлер. Измерение, через которое мы проходим, делая шаг в открытую дверь меж мирами.

Объяснения учителей шевельнулись в памяти. «Прорехи суть искажения пространства, которые помогают сократить путь от одного места до другого через иные измерения, – ещё на первом курсе вещал старенький мастер, преподававший нам пространственные перемещения, демонстрируя тезис наглядно: наметив на бумажном листке две точки подальше друг от друга, а затем складывая лист так, чтобы одна точка соприкоснулась с другой. – Но искажение пространства чаще всего влечёт за собой искажение времени…»

– Иные из нас задумывались, что рождённые на Эмайне умеют повелевать не только пространством – умение, позволяющее нам открывать прорехи, – но и временем. Неосознанно. Это – причина, по которой мы всегда возвращаемся домой в тот самый миг, когда нужно. – Сид немного повернул голову, так, что мне стал виден его тонкий, словно карандашный росчерк, профиль. – И я подумал: если мы умеем управлять временем, значит, можем попасть в нужный нам день не только при возвращении на Эмайн, но и когда уходим с него. А если мы можем попасть в любой нужный нам день в настоящем… скорее всего, можем попасть и в день, который находится в прошлом.

Я слушала, порой понимая, что забываю вдыхать.

Как бы невероятно ни звучало то, что я слышала, – отрицать, что оно звучит логично, я не могла.

– Я стал учиться. Пытаться. Пробовать. Я вновь и вновь перемещался в Харлер, пытаясь обрести контроль над своими способностями, стараясь попасть в нужное мне время. Сперва – в настоящее. Это оказалось не столь сложно, как я думал; человеческим магам подобное хорошо знакомо… нужна лишь некоторая сноровка и должная концентрация. Разрыв между моими визитами сначала составлял годы, но после годы обратились в месяцы, а месяцы – в часы. И когда я понял, что могу попасть в Харлер в ту самую минуту, в какую я оставил его в прошлый раз, я решил, что время пришло. Я попробовал вернуться не в ту же минуту, а в прошлую. Всего-навсего минуту. – Он помолчал. – То стало моей последней прижизненной ошибкой.

Сквозь полупрозрачное тело сида я видела книжные корешки в шкафу. Иные из них были сиреневыми, как его глаза.

– Что произошло? – тихо спросила я, когда молчание затянулось.