Когда завтра настанет вновь

…отворачиваюсь и почти бегу: прочь от холма, ведущего на Эмайн, прочь от Коула, оставшегося рядом с ним. Быстрее, чтобы он не увидел моих слёз. Хочу, чтобы он скорей ушёл, и отчаянно не хочу, чтобы уходил; страстно желаю поверить его словам – и не могу забыть, что в конце концов выбрал отец.

Нет, если этому суждено закончиться, пусть закончится сейчас. Пока чувство не пустило корни слишком глубоко, пока можно вырвать его. Пока я так юна, пока ещё смогу встретить кого-то, кто поможет мне забыть…

Чьи-то руки обхватывают мои плечи, останавливая, удерживая.

– Удивительные вы всё-таки, люди. Отказываетесь верить даже в те чудеса, что судьба преподносит вам на ладони. – Коул привлекает меня к себе, поцелуем касаясь затылка. – Не будет никаких проводов. Мне не нужен Эмайн, если я вернусь туда в одиночестве.

Он… решил остаться? В мире, который душит его, ограничивает чувства, делает слепым и глухим?..

– Ты… остаёшься?

– Ни один из миров не принесёт мне счастья, если в нём не будет тебя.

…он готов остаться. В чужом, негостеприимном, полном железа мире. Со мной. Ради меня.

Неужели он правда меня…

Подхватив меня на руки, Коул круто поворачивается к холму, – и я не успеваю даже вскрикнуть, прежде чем он делает шаг в прореху, размывая буковый лес в радужном мареве пути на Эмайн…

…смотрю вверх, в бездну летнего неба, не в силах поверить, что подо мной вода и холодная глубина.

– Эта песня… которая играла сейчас… я ведь пела её, когда встретила тебя. – Я не смотрю на Коула, но чувствую его пальцы: они держат крепко, заставляя забыть о страхе падения. – Откуда ты её знаешь? Или запомнил тогда?

– Это наша песня. Её сочинил один дин ши. Уместнее было бы спросить, откуда её знаете вы.

Я могла бы ответить, что отец пел её моей матери, а потом и мне – вместо колыбельной. Но не хочу.

Вечер слишком хорош, чтобы портить его плохими воспоминаниями.

– Пожалуй, – говорю я, вновь встречая взгляд Коула, – это можно счесть достойной оплатой моих услуг экскурсовода.

Уход от ответа выходит довольно нелепым, но он всё равно улыбается:

– Вы дивный проводник. И явили мне много удивительного за минувшие дни. Впрочем, самое удивительное в этом мире я увидел ещё прежде, чем вы согласились на сделку.

– Это что же?

– Вас.

От этих слов я будто проваливаюсь в бездонный холод, ждущий под ногами.

…не мог он в меня влюбиться. Не мог.

А если мог, из этого не может выйти ничего хорошего. Хотя бы потому, что я ловлю себя на глупом, отчаянном желании ему поверить.