– Или потому, что я сотню раз менял один и тот же день. Всё равно что бесконечно стучать по стеклу. В конце концов не выдержит даже самое крепкое. Тогда и возникла вся эта тьма, а из неё – страж. – Коул обводит рукой моё будущее: черноту, токсичной сетью расползшуюся по радужным водам. – И страж, несмотря на то, что я назвал его так… Он скорее разрушал океан времени, чем защищал его. Страж стремился устранить то, что вызвало его появление, и в конечном счёте приносил больше вреда, чем пользы. Желая оборвать твою жизнь, он обрывал и чужие: множество чужих, куда раньше положенного им срока, что порождало последствия худшие, чем твоё существование. Океан, как выяснилось, и без него вполне мог решить твою проблему… ведь когда я несколько раз добился того, что ты переживала проклятое «завтра», он решил схитрить, подарив тебе отсрочку.
– В конце которой меня ждал Питер…
…едва ли океан времени обладал разумом, но он походил на
Но в конечном счёте организм справляется с инфекцией. Вырабатывает иммунитет. Учится на своих ошибках. Действительно, зачем решать проблему топорно: лучше позволить проблеме побегать по Харлеру ещё пару недель, а затем погибнуть от руки Ликориса. И план был бы чудесен, если б не Коул и не тварь, порождённая им, которой плевать на количество жертв и изменения, возникающие из-за них. Она стремилась уничтожить меня, но тем самым создавала ещё больше жертв, ещё больше поводов для своего существования…
Парадокс, вопиющий и аномальный.
В одном страж прав: моя смерть в назначенный час решит все проблемы. Ведь каждое изменение во времени порождает новый вариант развития событий, который мгновенно замещает предыдущий. Если я умру, это моментально очистит весь океан: новая реальность заменит старую, исчезнут все последствия моей «жизни после смерти», и не будет всей этой тьмы, позволяющей стражу существовать, позволяющей ему управлять другими людьми…
– В конце концов я понял, что ты выживешь, лишь если отправишься на Эмайн. Я не хотел говорить твоей матери смертоносную правду, но иначе она ни за что не отпустила бы тебя. Она требовала рассказать ей всё. Каждый раз. – Сид прикрывает глаза. – Я искал выход, который позволит обойтись без жертв, но с каждой новой попыткой жертв становилось только больше.
Я смотрю на призрачные черты Коула. Вспоминаю того мальчика-сида, который не знал слова «отель», для которого наш мир был непонятным и чужим… лишь теперь понимая, как он изменился в сравнении с тем, каким помнила его я – живая,
– Почему ты не сказал мне? – Я касаюсь его ладони. Ощущения кажутся приглушёнными, точно пальцы облекает бархат тонких перчаток, но я всё же чувствую: даже полупрозрачная, на ощупь его рука сухая и тёплая. Это успокаивает – то, что я ещё могу его коснуться. – Почему не сказал раньше, что мы… что я не из-за тебя… – Я перевожу дыхание, пытаясь понять, какая из моих мыслей настойчивее прочих просится быть высказанной вслух. – Ты не мог сказать всего, но ты мог сообщить мне то же, что маме, когда пришёл к ней впервые.
– Я не хотел, чтобы ты жалела обо мне, когда я исчезну. Тогда ты могла бы привязаться к тому варианту меня, который жил и живёт на Эмайне. А он обычный мальчишка-сид, для которого люди – диковинные зверьки. Который мнит, что имеет право решать за них. Такой, каким был я до всей этой истории. – Коул невесомо касается моей щеки. – Он не стоит тебя.
– Дурак! Ты же не хотел! Ты не думал, ты просто… А теперь… Ты прошёл через всё это, через всю эту сотню раз, и каждый раз смотрел, как я умираю, а скоро и совсем…