Когда земли окутает мрак

– Я не знаю, чем думал тогда, – сипло проговорил он. – Наивен был. Молодой волк. Одни чувства. Слишком мало рассудка. – Он помедлил, собираясь с мыслями. – Родителей потерял задолго до того. Делил кров с дядькой и его сыновьями. Я к людям тянулся, а вот братья их на дух не переносили. Когда сдружился с твоим отцом, они стали насмехаться, злословить, угрожать. Мне бы задуматься, остеречься, но нет! – Брон тяжко вздохнул. – Хотя я и представить не мог, что они посмеют сотворить такое…

Брон понуро умолк.

Но Хейта, жадно ловившая каждое его слово, тут же приказала:

– Расскажи! Я хочу… – Она запнулась. – Мне надо знать, как всё было!

Оборотень устремил на нее взор, преисполненный мрачного сомнения. Но девушка лишь сурово скрестила руки. И он подчинился.

– В тот день мы с твоим отцом должны были встретиться, – тихо проговорил Брон. – Он хотел показать мне деревню. Я сгорал от нетерпения и не обратил внимания на то, как странно вели себя братья. Нарочито приветливо и дружелюбно. Даже угостили душистым, пенистым холем…[27] – Голос оборотня предательски дрогнул. – На полпути я понял, что что-то не так. Мир вокруг сделался мутным. Звуки били по ушам, точно раскаты грома. Я ощутил бешеный голод. Точно не ел уже тысячу лет. И стал обращаться помимо своей воли.

Брон говорил будто бы через силу. Слова падали, словно незримые камни. И Хейте казалось, что она не выдержит. Что рухнет под градом этих жестоких слов-камней. Но она знала, что должна выдержать. И должна узнать правду. Чего бы ей это ни стоило.

– Твой отец не ждал беды, – срываясь на шепот, продолжил оборотень. – Просто стоял под деревом. Ждал меня. Я пришел не в человечьем обличье. В зверином. Но даже тогда он как-то понял, что это я. Пошел навстречу, улыбаясь. Он смекнул, что что-то не так. Но слишком поздно. Поменялся в лице, запнулся и замер напротив меня. Только руки в знак примирения поднял: «Брон, ты чего? Это же я». Тогда я и бросился… – Оборотень опустошенно умолк.

– Говори! – себя не помня крикнула Хейта.

– Нет! – дико воскликнул он, впервые взглянув на нее.

Не лицо, а уродливая гримаса муки и боли. И бешеные, ничего не видящие глаза.

– Я не стану больше! И так довольно сказал! – Брон развел руками в полном отчаянии. – Что ты хочешь услышать? Что я его разорвал? Да! Я рвал его на части, как волки рвут оленей в лесу. Но где-то в глубине меня, далеко-далеко бился тот запертый Брон, который понимал, что делает, да вот только поделать ничего не мог. Совсем ничего…

Он замолчал, ссутулился и отвернулся. Казалось, за эти краткие мгновенья оборотень постарел на несколько десятков лет.

Хейта тоже не проронила ни звука. Ей и самой, наверное, было невдомек, на что ей такое знание. В разуме девушки бушевал ураган. Сердце же истекало кровью. Казалось, оно издыхает в жестоких судорогах. Наконец она проронила:

– Когда ты… узнал?

– Когда ты про отца поведала, – был ответ.

Хейта сокрушенно смежила веки. Из прокушенной губы сочилась кровь, но она того не замечала.

– И все это время молчал… Узнал и продолжил обнимать меня как ни в чем не бывало. Слова ласковые говорить. Целовать. Да как ты мог?!

– Да, я молчал! – крикнул Брон. – Боялся тебя потерять! Неужто неясно?

– Всё равно ведь потерял, – жестко ответила Хейта. – Днем раньше, днем позже, какая разница?

– Есть разница, – сурово ответил тот.

Девушка ядовито хмыкнула:

– Потерять боялся! О себе думал, о любимом. А обо мне ты подумал?

– Я пытался сказать, тогда, у водопада. Но не смог, – проронил оборотень.

Хейта задумалась, припоминая, и неожиданно с омерзением передернула плечами.

– Да-а, а ты как в воду глядел… Если бы я только знала, что именно ты совершил!

Челюсти Брона судорожно стиснулись, глаза переполнила нестерпимая боль.

– Хорошо хоть, вообще признаться решился, – добавила девушка.

Плечо оборотня болезненно дернулось. Это не укрылось от цепкого девичьего взгляда.

– А с чего ты вообще решился? – с вызовом бросила она.

Как вдруг ее глаза широко распахнулись.

– Химера! Вот что она имела в виду, когда говорила о правде… А Гэдор всадил в нее стрелу… Он тоже знает! – Она гневно воззрилась на Брона. – Ведь так?!

Оборотень кивнул.

– Мне пришлось ему рассказать. Мне надо было кому-нибудь рассказать.

– А чтобы рассказать мне, понадобилось вмешательство Мерек, – горько усмехнулась Хейта. – Скажи, а если бы не она, ты бы открыл мне правду?

Брон молчал. Он хотел соврать. До лютой боли, до неистовой муки, до темноты в глазах. Безумно жаждал соврать. Ибо знал, скажи он правду, и рухнет последняя стена – все, что осталось от выстроенного ими двоими дома под названием «мы». И не останется более дома. Уже собирался соврать. Рот открыл. И… не смог. Глядя в ее горящие глаза, он вдруг ясно понял, что больше не сможет ей врать. Никогда.

– Нет, – сказал он. – Не открыл бы.

Девичьи губы задрожали, словно листья на ветру.

– Больше, – холодно ответила она, – нам говорить не о чем.

От отчаяния Брон едва не лишился рассудка. Сам не понимая, что делает, он шагнул вперед.

– Хейта… прости… – Он протянул руку, пытаясь к ней прикоснуться.