Когда земли окутает мрак

Птица снова не ответила ей. Только прижалась покрепче.

– А-а, – догадалась Хейта. – Вон оно что. Ласки… – Она понимающе усмехнулась. – Это каждому надобно. От химеры, наверное, нечасто перепадает…

Хейта бережно провела рукой по теплому птичьему боку. Раз. Другой. Аргат присмирел и нахохлился, точно петух. Перед глазами Хейты неожиданно замелькал лес, она ощутила себя не человеком – птицей.

Ветер свистел над головой, а она неслась, ловко уворачиваясь от хватких веток, подныривая под толстые сучья, навстречу ясному радостному солнцу. Еще рывок, и звуки ветра сменились мерным рокотом водопада. Она увидела его почти тотчас – высокий, точно башня, он ниспадал со скалы, шевеля пенистыми руками осклизлые речные голыши.

А в следующий миг все померкло.

Хейта оторопело закрутила головой. Аргат беспокойно зашевелился под ее рукой. До слуха девушки долетел звук осторожных шагов. Он был тихим, но ровным и не походил на торопливую поступь укрутов. Если бы не Аргат, она бы его и не расслышала. Но, на ее удачу, сойки славились чутким слухом. Они первыми упреждали других обитателей леса, если поблизости объявлялся охотник.

Пока Хейта размышляла, шаги стихли. А в девушке вдруг взыграло любопытство. Оно всегда было ее отличительной чертой. Мать говорила, это она унаследовала от отца. И хотя порой за любопытство ей приходилось платить, иногда благодаря ему выходило и что-то толковое. Хейта нетерпеливо поглядела на Аргата.

– Мне надо идти. А ты заглядывай. Поделишься еще воспоминаниями? Мне понравилось летать с тобой по лесу.

Аргат понятливо склонил хохлатую голову, встрепенулся, раскинул яркие крылья и пестрой стрелой исчез в ночи. Хейта же мигом вздела сапоги, накинула на плечи серый шерстяной плащ и приникла ухом к двери – ничего. Зaмок спал. Собравшись с духом, девушка осторожно выскользнула за дверь.

В коридоре стояла кромешная темнота. Первым порывом Хейты было соткать волшебный фонарик, но она тут же отогнала эту мысль. Свет мог ее выдать, а глаза постепенно привыкнут. Да и потом, пора ей уже начинать учиться видеть в темноте.

Дед Шарши говорил, эта способность у Чар раскрывалась долго. Чарам, как и пастырям, проще давалось что-то потаенное, вроде способности чувствовать других или распознавать ложь. А тем, что касалось тела, от природы легко овладевали оборотни, упыри и химеры.

Мeста, лучшего, чем темные коридоры замка, чтобы научиться видеть в темноте, было не придумать. Потому Хейта тихо двинулась вперед. На ум прыгнуло: «Я крадусь по замку не как почетная гостья, а как уличный вор». От этой мысли девушка едва не прыснула со смеху. Видно, это волнение играло в ней, горячило кровь. Рассудив так, Хейта заставила себя успокоиться.

Неведомый ночной гость бесследно исчез. Девушка больше не слышала ни отголосков шагов, ни даже жалкого шороха. Она упрямо шла дальше, понимая, что не ведает, той ли дорогой идет. А сердце предательски екало в груди. Она знала, замок огромен и она может легко заблудиться.

Пахло сыростью, из щелей в стенах тянуло холодом. Хейта зябко поежилась, плотнее кутаясь в плащ. Ей снова припомнился один из уроков старого пастыря. Однажды он поведал ей, как можно узреть того, кто шел по тропинке до тебя.

– Нужно представить, что ты – это не ты, а лист на ветру, – сказал Шарши, задумчиво глядя вдаль. – Качаешься, глядишь с высоты на одинокую тропку. Ничто не может укрыться от твоих всевидящих глаз. Тебе всё ведомо. И ты безошибочно различаешь следы…

Хейта наклонилась над тропой, почесала голову и с умным видом изрекла:

– Здесь след из трех палочек, словно веточка, значит, побывала птица.

Дед Шарши только рукой махнул.

– Я не о тех следах речь веду. Эти – удел охотников и следопытов. Я говорю о тех, что глазу не видны.

– Но как их тогда распознать? – оторопело выпалила Хейта.

– То, что ты чего-то не видишь, не значит, что этого нет, – вновь спокойно пояснил Шарши. – Каждый оставляет след. И у каждого он свой. Нужно только научиться их различать. Помни, что я сказал. Лист на ветру.

Он взмахнул рукой, рассеяв над тропой волшебство, и Хейта ахнула.