Когда же мы встретимся?

— Зачем говоришь неправду? Я от тебя ничего не скрываю. Я никому не скажу. Ты уже влюблялся?

— По-школьному.

— Ой, расскажи, интересно! — задергала она его. — Хорошая девочка? Хорошо целовалась?

— Кто?

— Она.

— Да никого не было.

— Неправда. Я буду сердиться.

— А я буду тебя целовать.

— Ладно, Телепнев, я тоже научусь. Ой, недолго, воздуху не хватает. Я научусь, только не ругай меня. Ладно? А! Уже лучше? Ха-ха! Я умею, я умею!

— Расскажи, кто в тебя еще влюбился в метро.

— Вчера и сегодня никто. Я их всегда прогоняю. Ты еще не знаешь, какая я ужасная.

— Мегера?

— Не-ет! Немножко вредная. Начинается с того, что я ко всем хорошо отношусь, а каждый принимает это за… Мне было семнадцать лет, один мальчик влюбился — что делать? Славный, глаза голубые, волос кудрявый. Я случайно шла мимо сада больницы, где он лежал, и он позвал меня, попросил купить апельсины напротив. А я очень легко знакомлюсь. Мне его жалко было, Егорка. Он говорил: «Приходите еще, я поправлюсь!» Студент третьего курса, с Дальнего Востока, никого в Москве. Ну что делать? Я ходила три месяца. Иногда он писал мне письма, я показывала их маме. Ну, мама у меня тактичная, она не скажет: «Смотри, осторожней». Она меня знает. Она только говорит, что люди не понимают, к сожалению, добра. Я ей все рассказываю. Сегодня, если мы просидим долго, она все равно ругать не будет, она знает, что со мной ничего плохого не случится.

— А ты ей сказала, с кем пошла?

— Нет.

— Почему?

— Потому. Это первый раз, когда я не передаю ей наши разговоры с тобой. У нас с тобой другое. Да?

— Инте-ре-есны твои похождения. Давай!

— Вот ты смешной. Когда его выписали, он стал ходить к нам каждый день, умолять, чтобы я вышла только на минуту. А я пряталась. Честное слово, ты веришь? Мне ни к чему было встречаться. Мама выходила: «Ее нет дома». Он часто караулил меня, и однажды я его прогнала. Я знаю, что это плохо, но я ничего не могла поделать с собой.

— Ах ты! Ах ты мартышка.

— А ты мартын! Ха-ха! — прижалась она и поцеловала его коротко.

— Слушаю!

— А второй случай…

— Их много будет?

— Все.

— Прошу.

— Я попала в больницу с аппендицитом. Оперировал меня молодой хирург. Я собрала все силенки и не пикнула. Он красивый, двадцать четыре года, часто навещал меня, садился возле и расспрашивал. Я сначала не понимала. Вышла, он домой приходил. Мне стало смешно, что я ему нравлюсь. Мама не знала, куда его посадить, души в нем не чаяла. Я его называла по имени-отчеству, он обижался. А я не могла! Он был такой большой, взрослый, на целых шесть лет старше меня! Интересный, умный, ничего не скажешь, иногда даже мне казалось, что я заворожена им. Он взял однажды мою руку (сидел у постели, опять ангина мучила) и сказал: «Наташа, выходи за меня замуж». Я хохотала бешено: «Что вы! Что вы! — по имени его, отчеству. — Уходите, я слышать об этом не хочу». Обидела ни за что, он, бедный, растерялся и долго не понимал, что я серьезно отказываю. Ну не дура? Я иногда болтаю, и только дома лягу, вспомню и пойму, какая глупая и грубиянка. Я не представляю, как это я выйду замуж, у меня будут дети… Ведь будут?

— Будут! — сказал Егорка и обнял ее.

— А тебя я не прогоню. Скажи, что ты обо мне думаешь?

— Ты ребенок.

— А ты? Ты мужчина, да? Ой, не могу! Егорка мужчина. На, съешь, мужчина, шоколадку.

— Губы — ну!

— Не умею, — захныкала она. — Я научусь.

«Я уезжаю», — подумал Егорка.

Они встали, спустились вниз, ближе к берегу. На снегу чернело бревнышко, они умостились на нем, а Наташа раскрыла книгу, которую Егорка таскал с собой всюду.

— Почитай мне что-нибудь…

— Плохо видно.

— Почитай!

Егорка повернулся и поцеловал ее, и долго-долго они сидели, целуясь то страстно, то замедленно.

— Мне хорошо-хорошо… — сказала Наташа. — Я боюсь, мы сегодня поругаемся.

«А я завтра уезжаю… — думал Егорка. — Сказать надо…» И медлил, читал ей стихи и прочел, между прочим, такое: