Когда же мы встретимся?

«…и я вам, батюшка братец, и вам, матушка невестушка, приношу мой поклон и любезных детей цалую и у батюшки руку. Впротчем, прося о продолжении любви вашея, остаюсь вам, матушка, верная услужница. Е. С.»

«…благонадежный залог ея грядущих судеб».

«…смешав гостеприимство русской старины с образованностью времен…»

«Ночевал я в знакомом флигеле, в тихой успокоительной обстановке, и отрадно было сознание, что находишься в привольном убежище. На душе было легко. В 9 часов утра ударили в колокол и раздался благовест. Колокол напоминал о двойном празднике — о дне воскресном и дне Преподобного Сергия. Народ все подходил и заполнял церковь. Перед большой иконой Преподобного Сергия, прислоненной к иконостасу, горели свечи; «и бысть молчание». Свежий воздух доносился через отверстые двери храма. В 9 с половиною раздался трезвон. Из алтаря вышел диакон, и послышался возглас: «Благословенно царство!» Дети, парни, бабы с младенцами и без оных, мужики в смешанных одеждах прибывали и прибывали. Отрадно было находиться в этот день в среде сочувственной и родной, вдали от тяжких событий столичных. Драгоценны вековыя могучие связи, и не порываются оне безнаказанно. «Се ныне время благоприятно, и ныне день спасения». Все охвачены единым чувством. Ветер бушевал, качая старые липы. Мы вернулись в уютный, теплый дом. Опять те же старые, давно знакомые покои; они переносили в заветный мир дорогого минувшего; но оно не угасло: здесь, на родовом своем корне, растут новые свежие побеги. Отрадно это сознание и утешительно. Оно доказывает, что там, где нет уклонений от основных условий нашего быта, там и в XX веке возможны те же положительные итоги, тот же расцвет местной, тихой и благотворительной деятельности. Пока еще живут эти, увы, поредевшие ныне уголки в нашем отечестве; пока правительством не расшатаны совсем лучшие устои ее спокойного и мирного развития, еще нельзя отчаиваться за будущее. Разрушить наши последние устои не так легко и в земле нашей отчаиваться рано.

«Любуйся ими и молчи» (Тютчев).

1905 г. Г. С.».

В эту ночь что-то сдвинулось в душе Дмитрия навсегда.

Всю ночь проворочался Дмитрий на тахте в отдельной комнатке, которую выделил ему Свербеев, читал грамоты, подходил к окну и поглядывал на белую, знающую что-то церковь Василия на Горке, ложился, опять читал, кое-что выписал в тетрадь.

Утром зашел бодрый Кирилл Борисович, поразился ночному бдению молодого человека, свернул бумаги и положил на шкаф.

— Я же говорил вам, Дима: Свербеевы — люди служивые. Не умиляйтесь… мы не хуже.

Указательным и большим пальцем он растирал усы и глядел на портреты в позолоченных рамах.