Когда женщины выходят плясать

— Они, похоже, не очень надрываются, — сказала Лурдес. — У меня дома тоже был сад, сажала кое-что для еды. Здесь, когда вышла замуж, работала у мисс Олимпии. Она называла свою контору «Уборка с библейской честностью». Я не совсем понимала, что это значит, но она говорила нам разные слова из Священного писания. Мы убирали офисы в Майами. Вивиана сказала, что тут будет другая работа, лично у вас. Прибираться, ухаживать за вашей одеждой?

— Да, наводить порядок в ящиках, чистить украшения. — Миссис Махмуд сказала, что скидывает туфли в гардеробной, Лурдес должна собирать их в пары и вешать на обувную вешалку. Смотреть, что нуждается в чистке. Лурдес подождала, пока хозяйка припомнит другие обязанности. Наводить порядок в ящиках с ее косметикой в ванной. Жить Лурдес будет здесь, воскресенья — выходные и половина дня на неделе. Официально она будет служить у доктора Махмуда.

— Да? — Лурдес не совсем поняла, что это означает. Но прежде чем успела выяснить, миссис Махмуд осведомилась, натурализованная ли она гражданка. Лурдес сказала, что у нее постоянный вид на жительство, а теперь надо собрать документы, чтобы получить гражданство.

— У кого работаю — писать у доктора Васима Махмуда?

Рыжая жена сказала:

— Так будет проще. Понимаешь, со списыванием расходов. Но я позабочусь, чтобы ты получала не меньше трехсот пятидесяти в неделю.

Лурдес сказала, что это очень щедро.

— А для доктора Махмуда я тоже должна буду что-то делать?

Рыжая женщина, выпустив дым, сказала:

— Что тебе говорила о нем Вивиана?

— Сказала только, что он с ней мало разговаривал.

— У Вивианы двенадцатый размер. Воз любит молодых и тонких, как змеи. Сколько ты весишь?

— Пятьдесят шесть.

— Да, немного — но тебе ничто не угрожает. Готовить умеешь?

— Конечно.

— Нет, для себя. Мы едим в городе или заказываем из ресторанов. Я к проклятой плите близко не подойду, и Воз это знает.

Лурдес сказала:

— Воз?

— Васим. Он думает, я не умею готовить, — я и не умею как следует, но причина не в этом. Две домашние служанки — филиппинки и говорят по-английски. Между прочим, акцент у них меньше, чем у тебя. С ними у тебя неприятностей не будет, они в землю смотрят, с кем бы ни разговаривали. И в четыре уходят, слава Богу. Воз всегда плавает голый — не спрашивай, почему, может, это их мусульманский обычай, — и если увидят его в бассейне, убегают в прачечную. Или, если я поставлю какой-нибудь южный хип-хоп и под dirty south[1] делаю аэробику, убегают в прачечную. — И без всякого перехода спросила: — Что про меня говорила Вивиана?

— Ну, какая вы милая, какое удовольствие здесь работать.

— Брось. Я знаю, она тебе сказала, что я была стриптизершей.

— Она говорила, что раньше вы танцевали, да.

— Я начинала в дыре на федеральном шоссе, меня увидели и взяли в «Майами Голд» на Бискейне — парковать машины. Я одна из самых первых, не считая черных девочек, стала танцевать южный хип-хоп под dirty south, когда остальные танцевали под Limp Bizkit, а то и под старого Боба Сигера и Bad Company — тоже можно, кому что нравится. При этом делаю больше кабинетных сеансов, чем любая из девочек в «Голде», а мне двадцать семь, я старше их всех. Воз приходил со своими приятелями, все в костюмах, галстуках, стараются не выглядеть третьим миром. В первый раз помахал мне полусотенной, и я ему показала крупным планом племенной стрип-хоп. Говорю: «Доктор, вам будет лучше видно, если втянете глаза в череп». Он обожал такой разговор. Примерно в четвертый раз я показала ему, что такое классная работа вручную, и стала миссис Махмуд.

Она рассказывала это, свободно откинувшись в кресле и куря свою «Вирджинию Слим». Лурдес кивала, не понимая временами, о чем идет речь. Когда хозяйка замолкала, она вежливо говорила: «Понятно».

А миссис Махмуд рассказывала:

— Он учился здесь на медицинском факультете, а его первая жена оставалась в Пакистане. Она умерла как раз, когда он закончил и открыл практику… Дай подумать… В форме тебе ходить не надо — только когда Воз захочет, чтобы подавала напитки. Иногда его приятели оттуда приходят на коктейль. Одетые, как Неру, и тараторят на урду. Я вхожу: «Ах, миссис Махмуд, — с этим их полубританским распевом, — какая услада для моих глаз видеть вас в этот вечер». А сам думает: та ли это девица, которая раздевалась?

Она не торопясь закурила очередную сигарету, а Лурдес спросила:

— Я здесь работаю в своей одежде?

— Сначала — да, но я куплю тебе хорошие вещи. Какой у тебя — восьмой?

— Размер? Да, наверное.

— Ну-ка, посмотрим — встань.

Лурдес поднялась и отошла туда, куда показала миссис Махмуд. Хозяйка оглядела ее и сказала:

— Я говорила, что его первая жена умерла?

— Да, мадам, говорили.

— Она сгорела.

Лурдес сказала:

— Да что вы?

Но рыжая не стала объяснять, как это произошло. Она затянулась и сказала:

— Ноги у тебя хорошие, но талия коротковата и верх тяжеловат. Ничего, не волнуйся, мы тебя нарядим. Какой твой любимый цвет?

— Я всегда любила голубой, миссис Махмуд.

— Знаешь, ты меня так больше не зови. При Возе, если хочешь ко мне обратиться, можешь говорить «мадам», но когда мы наедине… лучше зови меня по имени.