Когда жёлтый карлик выходит на охоту

Я вытаращилась на него, с ужасом узнавая в его словах свои озвученные мысли!

— Что? — он, конечно, заметил изменение выражения моего лица.

Я только покачала головой, с улыбкой и искренним интересом разглядывая мужскую версию меня самой — по всем основным достоинствам и недостаткам: переизбыток цинизма, целеустремленность, расчетливость и очень узкий круг оберегаемых лиц, ради которых он пойдет на что угодно, но клал на всех, кто в этот узкий круг не входит. И… если бы вдруг так случилось, что сегодня ему, а не мне, потребовалась бы помощь после вчерашнего — я бы тоже отказала. С чего бы вдруг мне разгребать чужие проблемы? А я ничего так получилась бы, даже если б родилась мальчиком — любо-дорого взглянуть.

— Ничего, Антон, — ответила я, вставая, чтобы уйти. — Я больше не злюсь на тебя, если ты из-за этого переживал.

— А я и не переживал, — услышала это уже в спину. — Переживала Оля — ей сильно не понравилась наша ссора.

Даже не сомневалась в этом, Антон, даже не сомневалась.

Глава 7. Столица королевства

Обжилась на новом месте я довольно быстро, прикидывая в уме, сколько теперь смогу сэкономить на аренде. Даже с Антоном нам удавалось выдерживать хоть какой-то нейтралитет, правда, всегда с подачи Ольги. Уверена, если б не она, то мы бы уже давно разодрались. Но все было прекрасно — теперь я уже сама молча пододвигала ему солонку до того, как он откроет рот. К сожалению, рот он открывал не только для того, чтобы придраться к моим ужинам:

— Не выгоднее было бы нам нанять повара, чтобы готовил и обеды? — вопрошал он самого себя.

— Антош, не будь такой какой, — одергивала его сестра, но не особо успешно. — Кстати, а почему бы тебе не подвозить Алину до института? Все равно ж по пути.

Она, вероятно, решила, что если силой заставить нас больше общаться, то мы как-нибудь найдем общий язык. Не знаю, всерьез ли она вознамерилась создать из нас парочку или просто добивалась мирного сосуществования, но стратегия ее была обречена на провал — мы с Антоном жили прекрасно. Особенно, когда друг друга не видели.

Подвозить меня до института он действительно мог, но ответил предсказуемое:

— По какому еще пути? Там крюк на два квартала!

Ольга не унималась — ей с таким характером в Африку дуть надо, детишек больных лечить:

— Антош! — более строго. — Я прошу!

Он не очень любил спорить с сестрой — и делал это только по принципиальным вопросам, поэтому, подумав, выдал, обратившись ко мне:

— Мадам! Не соизволите ли вы завтра присоединиться ко мне, дабы я мог доставить вашу бесценную тушу в высшее учебное заведение?

Сложно было поверить, что он так быстро сдался, но и скромную фифочку из себя строить я не умела:

— Соизволю, мсье! Только «мадемуазель».

Он кивнул, обозначая подписание транспортного договора, но не удержался и буркнул себе под нос:

— С таким-то шнобелем — уж конечно, «мадемуазель».

Утром он даже дверь автомобиля передо мной открыл под счастливым взглядом Ольги, которая вышла нас проконтролировать. Довез до ближайшей троллейбусной остановки и вежливо обозначил: «Выметайся», даже не особо-то меня этим удивив. Не побегу же я к его сестре теперь с доносом? Так что он и ей угодил, и два квартала себе сэкономил.

Сама Ольга была непроницаема для моего равнодушия, поэтому оставаться равнодушной к ней у меня уже не получалось. С чего-то вдруг стало проще отвечать на ее вопросы и задавать свои. Мы так, неровен час, еще и подругами заделаемся! Но игнорировать ее настойчивость, ее искренний интерес к моей учебе и жизни я в себе сил больше не находила. Она проводила тут практически каждый день, даже на ночь часто оставалась, в то время как ее брат постоянно по вечерам где-то шлындал. Теперь даже пришлось взглянуть на нее более объективно — она не разыгрывала ангелочка, она им и была — совершенно беззлобное и неприспособленное к жизни существо, которое только и делало, что создавало вокруг себя атмосферу праздника и миролюбия. Просто Вудсток какой-то! Внешность ее не была такой же броской, как у старшего брата, но Ольга обладала не очень заметным с первого взгляда изяществом, утонченностью, которым нельзя научиться, если с рождения этим не обладаешь. Наверное, принца моего она захомутала даже не глубокими карими глазами — единственным, что в ней было бесспорно красиво, а этой своей мягкой улыбкой и тоненькими запястьями… и наклоном головы, когда она расстроена чем-то наподобие поведения брата… и уютным, как байковая ткань, голосом, особенно, когда она произносила «Руслан». И тем, что в любом человеке поблизости она пробуждала непонятную, но непоколебимую спокойную радость, как бы тот ни сопротивлялся.