Когда жизнь на виду

Вышинский, как всегда, спокоен и умно нетороплив. С едва заметной улыбкой он оглядывает нас и начинает читать стихи. Меня вдруг охватывает какая-то ненормальная ревность, и я опять жалею, что пригласил Таню в наш клуб. Поглядывая на нее, я отмечаю, что в чем-то она, пожалуй, ближе мне, чем любому из нашей компании, включая Вышинского. И тем не менее, к нему можно потянуться. У нас с Женей всегда были легкие дружеские отношения, но и только, хотя я и присматривался к нему с интересом. Покоряло ли меня его врожденное достоинство, характер, культура, или я чувствовал в нем интеллигентность по большому счету — неизвестно.

Вышинский читает сдержанно, но не без страсти. Не знаю, насколько его стихи профессиональны, но то, что за ними стоит думающий человек, сомнений не вызывает.

Осенних пристанищ желанный уют
Покоем излечит надежды усталость,
Пронзит нас холодностью ясных минут
И счастьем зальет, как дождем запоздалым.

Женя обилен темами, но сегодняшняя подборка в основном лирическая. И удачная. И я рад его успеху.

— Да-а, вторая древнейшая профессия — это не наша шестьсот шестая, — поворачивается к нам Блинов, когда Вышинский кончил. — Пора и нам выходить на большую дорогу.

Все жмут Жене руку, без неуместных восторгов, с пониманием дела. Тане, кажется, тоже понравилось. К нам подходит Петя Федоров. Его длинные волосы сбились в одну сторону.

— Какая удача! — сияет он и поворачивается к девушке. — Как раз вы нам и нужны.

— Таня, ты замечаешь, как в последнее время растет спрос на твое общество? — спрашиваю я ее. Она улыбается мне ласково и беспомощно, как мать больному ребенку.

— Между прочим, — Петька тычет в меня пальцем, — ты зря пропускаешь наши собрания. В прошлый раз у нас появилась блестящая идея.

— Ты меня пугаешь, — говорю я.

— Мы решили силами нашего клуба поставить спектакль, — продолжает Петя с воодушевлением. — Шекспира мы, наверно, не потянем, поэтому замахнулись на Бернарда Шоу. Остановились на «Кандиде». Ты будешь играть поэта. Кандиду будет играть Таня. Завтра отдаем распечатывать роли.

Мы с Таней растерянно смотрим друг на друга. Пропустил собрание — считай, что портфель общественного деятеля у тебя есть. Федоров смотрит на нас, поражаясь отсутствию энтузиазма на наших лицах.

— И что же мы должны будем делать? — спрашиваю я вяло.

— Ты будешь по ходу пьесы отбивать у меня жену, — он смутился, — мне поручили играть роль мужа Кандиды — крупного деятеля церкви.

— Но в этой пьесе нет массовых сцен, — сопротивляюсь я, — коллектив остается не охваченным.

— Это самое слабое место, — вздыхает Петя, — но мы уже все обдумали и решили включить в спектакль сцену моего выступления перед народом. Речь мне напишет Веселов, у него уже есть кое-какие соображения. Это будет эстетический взрыв.

— Таня, ты можешь на минутку представить себя женой этого человека? — интересуюсь я.

— Что вы, ребята, у меня для этой роли нет никаких данных.

Блинов смеется. Он пьет пиво и помалкивает. К нам подсаживается Веселов.

— Если по большому счету, — подает он голос, — то для жены крупного деятеля у вас есть все данные, только вот деятелей среди нас маловато. — Вадик смотрит на девушку серьезно и прямо. Только этого мне не хватало.

— Зато блуждающих поэтов у нас больше чем достаточно, — говорю я и смотрю на Веселова тоже прямо и серьезно. Вот так друзей и теряют.

— Лучше быть поэтом, чем скептиком, — парирует он и отворачивается.

— Ну так что, ребята, заметано? — не унимается Федоров.

Передо мной вопиющий пример безынерционности коллектива. Благо, методы борьбы с этим явлением уже известны.

— А вы знаете, ребята, что наш общий друг Миша Болотов уже соавтор изобретения? По-моему, он уже год в СНО занимается и результаты налицо, — я задаю новое направление разговору и, судя по реакции поэтов, стою на верном пути. Хотя взрыв и эстетический, но он все же должен быть направленным.

— Причем здесь это? — неуверенно говорит Петя. Однако он соображает быстро, и я начинаю замечать признаки его нейтрализации. Опасность начинает медленно отступать.

— Да так, к слову пришлось. Они с шефом разработали новый генератор частоты большой стабильности. Изящная схема получилась, пальчики оближешь.

— Какой уход частоты? — спрашивает Блинов.

— Все вопросы к Михаилу, — говорю я. — Между прочим, я подключаюсь тоже к работе, и нужен еще один человек.

Разговоры закрутились вокруг науки, но в противоположном углу уже задергали струну, и через минуту мне вручили гитару. Как раз этого я и не собирался делать, но, оценивая по заслугам чей-то красивый психологический ход, я начинаю играть. Песни клубов туристской песни мы считаем своими, наш репертуар — наша гордость, и я с удовольствием блистаю, как могу. Я далеко не Окуджава и не Визбор, поэтому моя Татьяна вначале занимается прочувствованием нормальности и естественности ситуации, затем, успокоившись, отдается песням. К своему удовольствию замечаю, что она за меня волнуется. Надо же!