Мы переключаемся на формат «вопросы и ответы», отчего Румяный приходит в еще большее замешательство и начинает изъясняться настолько пространно, что вскоре все вокруг уже нетерпеливо переглядываются и откровенно зевают. У меня есть компания коллег-приятелей, с которыми мы обычно встречаемся на ланче в нашей унылой столовке. Сейчас мы перемигиваемся с выражением «Что за байда?», а самые отвязные перебрались на задние ряды и оттуда корчат идиотские физиономии. Я замечаю, что на маркерной доске кто-то нарисовал кролика Багза Банни, но решаю, что в протоколе это можно не отражать.
Ясно, что на ланч нас сегодня не отпустят, потому что другая личная помощница организовала доставку сэндвичей и маффинов. В бункере нет ни окон, ни вентиляции, и очень скоро становится душно, поэтому есть никому не хочется. У меня уже случился один полномасштабный прилив и, судя по ощущениям, другой на подходе. Рубашка прилипает к спине.
Объявляют короткий перерыв, во время которого все сбиваются в стайки и признаются, что ни хрена не понимают. Затем все начинается по новой, опять возникает Румяный и столько раз повторяет «в таком соотношении» и «на основании нижеизложенного», что у меня улетучиваются жалкие крохи эстрогенов.
Но это еще не все. Когда он замолкает, чтобы выпить воды, я с ужасом понимаю, что кожа теряет остатки эластина. Я физически ощущаю, как лицо обезвоживается, и начинаю подозревать, что выйду отсюда сушеным фиником. А затем, боже правый, происходит еще кое-что, но уже не с лицом, а…
Естественно, о протоколировании не может быть речи. Потом я как-нибудь смонтирую обрывки и заполню пробелы, а пока нужно сосредоточиться и убедить себя в том, что все в порядке и оснований для паники нет. Несколько месяцев назад, до того как я узнала про грязные делишки Энди, мне безудержно хотелось секса, когда становилось тепло. А теперь я даже об этом не думаю. Возможно, это способ оптимизации, заложенный самой природой, — расхламление, если можно так выразиться. Если влагалище не «играет», значит, пускай впадает в спячку.
Я откашливаюсь и откидываю волосы с разгоряченного лица. Собрание наконец-то закончилось. Я собираю листы и спешу к выходу, но тут меня окликает Роуз.
— Вив, на минутку!
— Да? — Я оборачиваюсь и изображаю самую безмятежную улыбку.
Она кивает на «шведский стол».
— Сэндвичи почти не тронули, а ты, похоже, не успела перекусить. Хочешь забрать их наверх?
— Спасибо, я поела утром, — говорю я, выдавая еще одну широкую улыбку, и выбегаю из бункера.
Еще один безумный рабочий день — я держу глухую оборону, потому что Роуз со всех сторон осаждают с требованиями об интервью. Мы выступили с заявлением, суть которого в следующем:
Если ваш малыш схомячил пакетик кроличьего корма, не думаю, что это вас утешит. Тем временем начинают множиться слухи, что —