Когда жизнь подкидывает тебе лимоны

— Я — умница, — с пылающими щеками объявляю я.

Выгляжу полной дурой, но почему бы не сделать так, как она просит? Толку-то упираться, если я уж отправилась в это «путешествие личного роста», как выражается Джулз? Кто-нибудь типа Энди, возможно, посмеется, но в моем случае все средства хороши. И никто меня не принуждал — я сама обратилась к ней за помощью и, может быть, благодаря этому стану сильнее и решительнее — мне не придется терпеть общество Энди, пить с ним кофе и слушать фразочки о том, что «хорошо выгляжу», когда на самом деле меня тошнит от одного его вида.

— Скажи еще раз, — командует Джулз.

— Я — умница! — воплю я.

— Так лучше. А теперь залезай на тот стул и скажи еще раз, но громче. Ори во весь голос.

— Ты хочешь, чтобы я забралась на стул?

— Да.

— Я могу упасть.

— Вряд ли. Рискни.

Я взбираюсь на стул и смотрю на нее сверху, усмехаясь. Она выглядит такой чистенькой и хорошенькой в синем платье-футляре и туфлях-балетках, надетых на босу ногу. Как женщина, в чьей жизни все прекрасно. Которую все любят, но к которой чужое дерьмо не прилипает.

— А теперь кричи, — рявкает она.

— Я — умница!

— Теперь лезь на стол.

— Что?

— Залезай на стол и кричи как можно громче.

— Соседи услышат.

— Плевать на соседей.

Я смотрю в окно.

— Там Крисси. Я могу напугать малышку.

— Или у нее на подсознательном уровне сформируется представление о правах и возможностях женщин… — хихикает Джулз.

— Или ее травмирует вопль выжившей из ума тетки…

— Что очень укрепит ее жизненные позиции при проживании на одной жилплощади с таким старшим братцем, как у нее.

И, возможно, она, черт побери, права. Я скидываю туфли, выставлять себя на посмешище — это одно, а стоять в уличной обуви на столе — совсем другое, и залезаю на стол.

— Я — умница! — кричу я.

— Ори во весь голос! — подначивает Джулз, глядя на меня снизу. — Думай о том, сколько тебе пришлось преодолеть за последние несколько месяцев. Думай о том, сколько хвалебных слов ты ежедневно преподносишь на блюдечке Иззи, Спенсеру и всем своим подругам и как это помогло им стать теми, кто они есть. А сегодня — твой праздник. Ори во всю мощь легких: «Я, мать вашу, умница!»

Я прыскаю от смеха.

— Давай, Вив!

— Я — УМНИЦА! — горланю я. — Я, МАТЬ ВАШУ, УМНИ…

Я осекаюсь и с трудом удерживаю равновесие, потому что кухонная дверь внезапно распахивается. На пороге стоит Пенни в ярко-розовом платье, смотрит на меня изумленным взглядом и радостно скалится, а рядом с ней — незнакомый мужчина. Высокий, темноволосый, чисто выбритый и ужасно красивый, и вид у него просто обалдевший.

— О господи, прошу прощения! — восклицаю я, сползая на пол. — Это просто, я тут…

— Пожалуйста, не извиняйся, — хрипло смеется Пенни. — Это абсолютная правда. Это мне нужно извиняться за то, что вломилась сюда…

— Все в порядке, правда, — с пылающими щеками заверяю я.

Она сияет улыбкой и поворачивается к своему потрясенному спутнику.

— Вив, дорогая, я хотела бы познакомить тебя кое с кем. Это мой сын Ник.

Часть третья Только вперед!

Глава двадцать первая

Двенадцать дней спустя: четверг, 5 сентября

Роуз не очень довольна, когда я объясняю ей, что роль Посланницы Менопаузы не для меня. Можно сказать, что мне не хочется вешать на себя ярлык «на менопаузе» (фраза, которую я обкатывала, когда думала, что сказать), но это было бы самообманом. Потому что суть в следующем: даже если я согласилась бы, а это ни за какие коврижки, я не уверена, что мои коллеги-женщины сочтут это Хорошим Начинанием.

— Меня смущает, что это будет воспринято как высокомерие, — объясняю я в ее кабинете.

Сидящая за столом Роуз хмурится.

— И почему тебя это смущает?

— Потому что… — я запинаюсь. — Я не уверена, что женщины хотят обсуждать такое на работе, вы понимаете?

— Почему нет?

— Потому что, как ни крути, но основной посыл будет: «Слушай, ты — средних лет и, вероятно, переживаешь климакс, судя по тому, как ты рявкнула на Белинду у принтера, а еще я на днях видела, как ты плакала в машине на парковке. И ты ведь в последнее время поправилась? Чуть раздалась в талии, да? Может, хочешь поговорить об этом?»

— Ох, — у Роуз сконфуженный вид. — Ты плакала в машине на парковке?

Всего несколько раз.

— Никогда, — вру я.

— Радостно слышать, — она мимолетно улыбается. — Я понимаю твои опасения, но мне это представлялось в более позитивном свете.

— И как это будет работать?

— Просто я думала, что им будет приятно ощущать поддержку.

Им — точно те, кому за сорок пять, — представители другого биологического вида.

— Не знаю, каким образом это можно сделать так, чтобы женщины не чувствовали себя париями[1], — говорю я, пытаясь подобрать более точную формулировку. — Возьмем, к примеру, выпускников школ и колледжей, которые приходят к нам на собеседование.

Она кивает.

— Представьте, что у них был бы какой-нибудь Посол Молодежи, который прохаживался бы тут, задавал вопросы о самочувствии и о том, есть ли у них сложности в личных взаимоотношениях, или проблемы с организмом, или…

— Думаешь, такую инициативу оценят? — радуется она. — А что, это мысль!