Но мне не нужна Роуз, делаю вывод я, направляясь через кухню, чтобы вынуть белье из стиральной машины. Мне не нужно год за годом просиживать там штаны и «без всякой суеты» исполнять ее поручения. Пенни, Шелли, Айла и Джулз — все сильные, уверенные в себе женщины, которым, судя по всему, любые страхи нипочем. Возможно, у меня нет их смелости и энергии, но я могу стоять на кухонном столе и орать во всю мощь легких.
Я снова думаю про Айлу, мою подругу-тихоню, и как она болеет душой за музей, в котором самоотверженно трудится столько лет. У нее потрясающее внимание к деталям и огромные познания. Если музей закроют, ее сердце будет разбито.
Она согласна с тем, что модный показ — отличная идея, а сейчас я понимаю, что Пенни непременно должна в нем участвовать, и не просто в качестве консультанта по эпохе семидесятых, но как ключевая фигура шоу. Пусть музей не располагает возможностями организовать крупную выставку типа Диора или Фриды Кало, но вся фишка в том, что модного показа «Мисс Пятницы» никогда прежде не было. Это будет уникальное событие, посвященное судьбе молодой женщины из Глазго, которая ночами строчила на швейной машинке и на протяжении ряда лет находилась в эпицентре британской моды 1970-х.
Я принимаюсь мыть посуду и вспоминаю тот вечер, когда мы с Пенни, Хэмишем и Айлой пили вино у нас в саду и как подруга сопротивлялась идее рассказать про свои заслуги. Как ощетинилась в ответ на замечание Хэмиша по поводу «Роллинг Стоунз»: «Все хотят только одного — старые хиты, которые у всех на слуху». Но ей
Пенни придет в восторг! И даже, наверное, будет потрясена. Я знаю, что она справедливо гордится своими достижениями, хотя имеет манеру недооценивать их. И, пожалуй, понятно, почему. Она признает, что у «Пятницы» был свой «срок годности», и в начале восьмидесятых ее бренд, несколько скомканно и бестолково, ушел в прошлое следом за пончо. Хотя Пенни никогда не распространялась о том, кто были ее спонсоры и деловые партнеры, ясно, что в одиночку ей не удалось бы на базе рыночного прилавка создать и развить модную империю.
Да, агония у «Мисс Пятницы», вероятно, была мучительной и некрасивой. Возможно, поэтому Пенни отказывается признавать ее влияние и категорически не желает иметь дело с музеем. Не исключено, хотя мне по-прежнему с трудом в это верится, что она считает себя неудачницей.
Сейчас вдруг до меня доходит, что любой наш разговор о тех днях неизменно начинается по моей инициативе. Иззи, которая обожает наряжаться, тоже не стесняется приставать к ней с расспросами. Пенни делала потрясающие модели — это была высокая мода, привлекательная и вместе с тем благодаря вниманию к деталям исключительно качественная. Так что велика вероятность того, что на рынке по-прежнему есть немало ее изделий — в комиссионных магазинах, разумеется, и у коллекционеров. Возможно, они висят на плечиках в платяных шкафах, а кто-то до сих пор их носит.
Это вполне осуществимо, решаю я. У музея практически нет средств, но это не проблема: вещи можно взять напрокат, а после показа вернуть владельцам. Когда я работала в театре, мне случалось делать постановку почти из ничего. Я привыкла к скудному бюджету и, по правде говоря, люблю преодолевать трудности.
Сердце учащенно бьется, когда я даю себе клятву составить предложение для модного показа и выставки, проработав все детали. Я представлю его руководству музея не ради денег (я знаю, что их нет), а потому что это будет шикарный проект, мой «Болотный скиталец».
Иногда мы беремся за какое-нибудь дело просто ради удовольствия. Мы хватаемся за него, несмотря на подорванное доверие, на то, что босс воспринимает нас как данность и гоняет в хвост и гриву, требуя поставить всех на уши, чтобы найти отель с подушками нужного качества. Мы беремся за него, зная, что это будет потрясающе, и потому что — если не я, то кто?
Глава двадцать вторая
Роуз замечает, что сегодня я «очень веселая». То пунцовая, то веселая, словно мим.
— Просто самочувствие хорошее, — с улыбкой говорю я.
Между тем работа в компании кипит, точно в пчелином улье. Жужжат дрели, гудят циркулярные пилы, в воздухе витают запахи свежей краски. Нижний конференц-зал преобразуют в открытое «пространство» (не офис), где будут располагаться Инновационные платформы (теперь просто «ИПы»). По словам Джин, которая всегда держит руку на пульсе, это будет ультрасовременный дизайн с изюминкой в виде фальшокон.
— Что за фальшокна? — спрашиваю я во время ланча.
— Они будут выглядеть как настоящие, — отвечает она, — с рамами и стеклами, только в них будет внутренняя дневная подсветка.
— Чтобы «бункер» казался менее бункерным? А что, остроумно!
Она кивает:
— Дизайнер, который был там, говорит, что молодые люди придают большое значение естественному освещению.