Когда звезды чернеют

— Возможно, но она все еще несовершеннолетняя. Уилл, а если она попала в какую-то настоящую беду или ее к чему-то принудили? А если она действительно мертва и лежит в том лесу?

Он сердито смотрит на меня.

— Тэлли Холландер однозначно чокнутая. Ты же не настолько доверчива, правда?

— Эй-эй. Речь не обо мне, и ты это прекрасно знаешь. Если Шеннан жива, ей нужна наша помощь. Даже если мы уже опоздали, она все равно заслуживает, чтобы ее нашли. Мы не можем просто взять и бросить ее.

— Анна, эта девушка — не Кэмерон. Она беглянка, давным-давно испоганившая собственную жизнь. И ты слышала, что сказала ее мать. Шеннан не хочет, чтобы ее кто-нибудь искал. Все, конец.

— Как ты можешь такое говорить? У тебя же есть свои дети.

— И что это должно значить?

— Мы ответственны за эту девушку.

— Почему? И почему мы?

— Потому что каждый хочет, чтобы его нашли, понимает он это или нет.

После мы долго молчим. Этот тупик лежит между нами, как предмет, занимая место и воздух. Наконец Уилл замечает томик «Джейн Эйр» и удивленно поднимает брови.

— Как дела со Стивом Гонзалесом?

— Он мне понравился. Похоже, он честный мужик и хороший учитель и явно беспокоится о Кэмерон. Я не думаю, что он как-то связан с ее исчезновением, но для надежности можешь прогнать его через полиграф… — Стоп. Мои слова догоняют меня и со щелчком встают на место. В машине, прежде чем наш день был испорчен новостями о Шеннан, Уилл начал рассказывать что-то важное. — Полиграф Эмили. Где она провалилась?

Глава 24

Когда меня обучали технике допроса подозреваемых, я, как практически все полицейские в то время, изучала технику допросов Рейда. Джон Рейд был чикагским копом, который придумал свой метод, когда в 40-х и 50-х годах Верховный суд запретил добиваться признательных показаний избиениями, угрозами и запугиванием. Рейд любил науку. Он работал с полиграфом, был экспертом и думал, что копов тоже можно обучить определять ложь, пользуясь бессознательным тиком и жестами подозреваемых, повторяемыми словесными оборотами, реакциями на стресс. Посредством цепочки обостряемых вопросов и шагов дознаватель должен был обретать все больший контроль над ситуацией, в то время как полиграф регистрировал изменения пульса, кровяного давления, температуры тела и частоты дыхания.

Как и Уилл, я всегда относилась к полиграфу со здоровым скептицизмом, считая его полезным инструментом, но не тем, на что можно положиться, а тем более построить обвинение. Конечно, учащение пульса может говорить о чувстве вины или поступке. Но в расследованиях вроде нашего, где на кону жизнь ребенка, эмоции допрашиваемого всегда будут сильными, хаотичными и смешанными. Ненадежными. Кроме того, по моему опыту, виновные люди без труда обходят полиграф. Нарциссы, психопаты. Люди без совести.

— Уилл, так что случилось? Что ее зацепило?

По его взгляду видно, что ему хочется сменить тему, но в конце концов он смягчается.

— Вопрос «Вы когда-либо причиняли вред своей дочери?». Эмили ответила «нет», и ты знаешь, как это работает. Вопрос повторяется несколько раз в других формулировках. Каждый раз Эмили говорила «нет», и каждый раз у нее взлетал пульс.

— Это довольно показательно. Ты не согласен?

— Не знаю. Эти отклонения могут ничего не значить. Может, она слишком сильно шлепнула Кэмерон или заперла ее в комнате. Родители годами переживают такие поступки. — Уилл держит свою пинту между ладонями и прокатывает взад и вперед, будто так ему легче взвешивать слова, легче убедить меня. — Вероятно, дело в этом. В ее чувстве ответственности. В том, что она не смогла защитить Кэмерон в собственном доме.

Я слушаю его и думаю, не поспешила ли с выводами. Или он упускает то, что лежит прямо перед нами? Родительская вина — колючая и бездонная штука, я очень хорошо это знаю. Но в доме Эмили что-то действительно случилось, и совсем не в ночь, когда исчезла Кэмерон. Эмили не защитила дочь, когда той требовалась защита, когда она была слишком мала, чтобы защищаться самой. Эта щель со временем ширилась и сейчас прорвала плотину. Во всем, что имеет значение, настоящее Кэмерон было создано ее прошлым.

— Уилл, нам нужно обсудить часть ситуации, связанную с насилием.

Он сдается.

— А ты не думала, что насилие произошло еще до удочерения Кэмерон? Если вообще было?

Я не обращаю внимания на его цинизм.

— Статистически начало сексуального насилия приходится на период от семи до тринадцати лет. Примерно в девяноста процентах случаев насильниками являются члены семьи. И жертвы. Тихие, эмоционально нестабильные, одинокие дети. Девушки вроде Кэмерон. — Я начинаю говорить с излишним пылом — признак, что нужно притормозить себя, придержать, — но почему-то даже мысль о самоконтроле кажется вне досягаемости. — Нам нужно открыто поговорить с Эмили и посмотреть, что выйдет. Мы поедем в эту клинику с ордером на медкарту Кэмерон и положим документы на стол перед Эмили.

Уилл потрясен.