— Они еще не разобрались, как заставить эту идею работать. Но все зельевары, которых они собрали в лаборатории, лучшие в своем деле, поэтому если это в принципе возможно, то они это обязательно выяснят.
Гермиона судорожно выдохнула, выделяя жирной чертой раздел на своем пергаменте.
— Мне нужно, чтобы ты попытался разузнать, какие ингредиенты используют исследователи. Те, что мы получили раньше, выглядели как Оборотное, Веритасерум и непонятные смеси с массой вариантов сочетания между собой, так что…
— Они работают над тем, чтобы продлить время действия Оборотного зелья. Я ничего не знаю, но уверен, что есть и другие задумки.
Гермиона кивнула, записывая его комментарий про Оборотное.
— Ладно, посмотрим, что ты сможешь выяснить. — Она подвела черту под абзацем, а затем разметила новый участок на пергаменте.
— Ты нашел что-нибудь еще?
— Темномагические предметы. Я не знаю, что это такое и что они делают, но они планируют разместить их в общественных местах в замаскированном виде: как части фонарных столбов, мусорных баков, внутри витрин — и использовать по необходимости. Возможно, они уже начали это делать.
Гермиона потерла лоб, чувствуя, как начинает разрастаться головная боль.
— И ты не знаешь, где?
— Пока нет.
— Это часть глобального плана?
— Очевидно, но я не знаю ее предназначение.
Гермиона сделала очередную пометку на своем пергаменте, ощущая гул магии в крови, настойчиво требующий, чтобы она немедленно, сегодня, сейчас выломала каждую дверь и ворвалась в каждый дом, принадлежащий Возрождению, и разнесла всё — их — в клочья. Было ощущение, что все они — фигуры, расставленные перед сражением на гигантской шахматной доске, и пока Светлая сторона спала, Темная заняла все нужные клетки, чтобы победить в кратчайшие сроки и с наименьшими потерями. Да, знания об общей диспозиции все еще были ценны, но без понимания, откуда начнут двигаться фигуры и в каком направлении, почти бесполезны.
— Нам не приходится надеяться, что они поделятся своим планом сразу, — тихо продолжила Гермиона после паузы, — но постарайся выяснить как можно больше деталей: где собирается верхушка, как передвигается, где они часто бывают, какие у них связи, кто им помогает. Если мы вычислим ключевые точки и сможем нанести удар по всем одновременно, это будет куда как быстрее и эффективнее, чем действовать пошагово.
Малфой медленно покрутил на столе вновь наполненный стакан — казалось, еще чуть-чуть, и вода перельется через край, но этого не происходило.
— И как ты собираешься это сделать, Грейнджер? Прорваться через ворота и всех арестовать? Это восемь аристократов, тринадцать командиров и более двухсот рекрутов, и их число растет с каждым днем. Сколько авроров и оперативников в Министерстве?
— Их число не имеет значение. Главное — горячее сердце, мастерство и готовность сражаться, даже при условии, что открыть дверь получится только снеся ее с петель. Так мы выиграли войну.
— На войне не бывает универсального рецепта победы. То, что сработало в одном сражении, может оказаться неэффективным в другом, — он перестал вращать стакан, — лучше запереть двери и поджечь штаб, а уже потом сосредоточиться на других локациях.
— Нет, — он поднял бровь в ответ на ее качание головой, — то, что мы ценим и уважаем человеческую жизнь, заставляет нас бороться с самого начала. Я могу многим пожертвовать, Малфой. Я могу пожертвовать своей жизнью. Но я никогда не пожертвую тем, во что верю. Никто из нас этого не сделает…по крайней мере, не большинство.
На лице Малфоя появилось странное выражение, и под его изучающим взглядом Гермиона внезапно почувствовала себя еще более неловко, чем прежде, когда у них случались похожие моменты.
— Ты вся само воплощение света, доброты, наивности и иногда честности. Это почти заставляет забыть, как тебя покалечила война.
— Война меня не покалечила, — тут же ощетинилась Гермиона.
Он ухмыльнулся.
— А вот и честность. — Малфой выпрямился на стуле, пока Гермиона продолжала буравить его взглядом. — Расслабься, Грейнджер. Война покалечила всех. В этом нет ничего постыдного.
Пощипывание в глазах — не та реакция, которую она ожидала, и Гермиона уставилась в пол, сглатывая комок в горле. Стыд. Быть такой смелой, а потом бояться каждый день. Так упорно бороться, а потом не иметь возможности оценить результат. Не смочь привести саму себя в порядок. Быть самой себе постоянным напоминанием.
— Я знаю, — ее голос прозвучал напряженно.
— Нет, не знаешь.
— Ты тоже, — Гермиона подняла глаза на Малфоя.
Повисла предгрозовая тишина, в воздухе сверкали молнии понимания, от которого им обоим стало некомфортно. Затем он снова принялся крутить стакан, и зрительный контакт был разорван.
15 ноября, 17:16