Когда звонит колокол (ЛП)

Малфой откинулся на спинку стула, и Гермиона задержала дыхание, когда потянулась к нему. Он вздрогнул только тогда, когда ее рука оказалась у его шеи, и она представила, что было бы, если бы Малфой не был под действием успокоительного. Концы цепочки притягивались друг к другу, как магниты, и Гермиона отдернула руку от удара магии по коже, когда они наконец соединились.

Малфой медленно перевел на нее взгляд, который она выдержала, уцепившись за подвеску. Она дернула за нее, насколько хватило сил, упираясь второй рукой в плечо Малфоя, когда тот внезапно рванулся вперед. Гермиона почувствовала его движение под своей ладонью и оттолкнула. Малфой тихо зарычал. Ее сердце сделало кульбит, и она было потянулась за палочкой, но поняла, что все его силы ушли на то, чтобы поднять голову и сфокусировать на ней взгляд.

Цепочка осталась целой и все еще была застегнута на шее, петелька подвески тоже казалась неповрежденной. Гермиона выпустила ее из рук, отступила назад и достала палочку. На секунду ее накрыла волна облегчения, но перенапряжение почти тут же вернулось назад. Заклинание обнаружения поразило Малфоя вспышкой темно-синего цвета, и только когда его отбросило на спинку стула, она поняла, что даже не объяснила ему свои действия.

Прюит возник в поле зрения Гермионы справа от Малфоя, и ее взгляд метнулся к флакону в его руке, прежде чем она кивнула. Пока Малфой с шумом глотал зелье за ее спиной, она убрала мешочек обратно в портфель, а затем застегнула защелку. Гермиона расположила ручку под таким углом, чтобы ее легко можно было схватить левой рукой. Прислушиваясь к тяжелому дыханию Малфоя, она быстрым движением запястья расправила мантию.

Гермиона обернулась на звук заскрежетавших цепей и увидела, как Прюит встал с корточек и бросил металлические кольца на пол. Малфой спокойно стоял, вытянув руки перед собой, но его взгляд больше не был замутнен. Если бы ему не нужно было оставаться в ясном сознании, она бы предпочла постоянно держать его под действием препаратов.

Сердцебиение Гермионы участилось, когда последние кандалы были сняты, и Малфой свободным движением руки взял у нее приготовленную мантию. Он смотрел ей в глаза, и Гермионе оставалось надеяться, что выражение ее лица было таким же непроницаемым, как и у него. Поведение Малфоя ощущалось как вызов, но Гермиона подумала, что, возможно, она просто не привыкла к тому, чтобы он на нее смотрел. С другой стороны, Малфой всегда был вызовом для нее, так или иначе.

Гермиона расположила одну руку рядом с палочкой, а другой схватила портфель. Прюит направился на выход из комнаты. Она подождала, пока Малфой сообразил последовать за ним, и только после этого начала собственное движение — темнота за спиной была предпочтительнее, чем его шаги. Личер стоял перед комнатой, в которой находилось два модификатора памяти, его взгляд уперся в затылок Малфоя, когда они прошли мимо.

Гермиона задалась вопросом, осознавал ли Малфой, что все еще двигался так, словно его ноги были скованы кандалами. Он делал маленькие шаги и периодически шаркал пяткой об пол. Она не знала, что Азкабан не снабжает своих заключенных обувью, иначе захватила бы ее с собой. Оставалось только надеяться, что подошва его ступней достаточно огрубела за это время, чтобы он смог пройти по камням.

— Надень мантию, Малфой, и как можно дальше натяни капюшон.

Он поколебался, а затем взмахнул тканью, накидывая ее на себя. Ему понадобилось больше времени, чем нужно, чтобы застегнуть пуговицы. Может быть, потому что за годы ношения тюремного комбинезона он отвык от них, может быть, потому что впервые за все это время занервничал.

Туннель окутал их темнотой, с которой Малфой практически сливался в накинутом на волосы капюшоне. Если бы половина спины Прюита не показалась из тени Малфоя, а полоски светлой кожи между грязью, покрывавшей его ноги, не были бы видны, то Гермиона вообще бы не знала, что он здесь. Ее сердце колотилось словно пульсирующая мигрень, только менее болезненно и более раздражающе. Она хотела бы быть идеально собранной и полностью владеть собой, но ничего не могла поделать с тревожащей глубиной тьмы и близостью Малфоя — свободного, сильного и способного на многое.

Камни причиняли боль. Как только его нога ступила на берег, он тут же ее отдернул, поджимая. Но не успела Гермиона подумать о том, что сейчас он станет требовать обувь, как Малфой снова шагнул вперед. За то короткое время, пока они дошли лодки, он дернулся еще четыре раза — зазубренные края впивались ему в ступни.

Ее туфли царапали камни — она чувствовала, как те хрустели и вращались под резиной подошвы — а вода задевала мыски. Гермиона перекинула ногу через борт, и фонарь качнулся в руке, когда лодка под ее весом накренилась. На мгновение она замерла в нерешительности, а затем подтянула вторую ногу. Туфли заскрипели по дереву, и ей пришлось немного присесть, держась свободной рукой за борт, чтобы с позором не шлепнуться. Она немного подождала, привыкая к качке, а затем сделала четыре шага, дойдя до скамейки на другом конце лодки.