Когда звонит колокол (ЛП)

— Я должна спросить тебя кое о чем очень важном, — тихо произнесла она, разрывая тишину дома, — ты не обязан давать ответ прямо сейчас, но мне он потребуется в ближайшее время… Ты хочешь участвовать в заключительном сражении? Это не входит в твой контракт, но мы решили дать тебе выбор.

Гермиона помнила его бледным в коридорах разгромленного Хогвартса. Она помнила его испуганным, сломленным и стоящим на краю пропасти, дна которой не было видно.

С тех пор прошли годы, и хотя он все еще пребывал во Тьме, большей частью Малфой стремился к Свету. Это случилось не потому, что он стал сильнее духом — может отчасти — а потому, что на этот раз он не застрял в какой-то невозможной позиции, не предполагающей наличия выбора. Он отдал себя Тьме и теперь боролся с ней. Он всегда будет жить с ошибками своего прошлого, но он имел полное право на жизнь без них в настоящем. Он загладил свою вину за то, что сделал, хотя Гермиона и не знала, чувствовал ли он это сам.

Она прекрасно осознавала, что Малфой не герой. Он был не из тех людей, кто бросается в бой ради мира во всем мире. Он был из тех, кто сражается за себя, за людей, которые были ему дороги, и за вещи, которые он хотел бы получить, независимо от того, какие методы он использовал, чтобы оставаться в безопасности, когда все средства брошены на алтарь победы.

— Мы можем оставить тебя в Министерстве или в конспиративном доме, пока битва не закончится.

— Что, если все закончится не так, как вы ожидаете?

При мысли об этом ее сердце заколотилось сильнее, в груди образовалась неприятная тяжесть.

— Они будут недостаточно подготовлены. В худшем случае некоторые разбегутся и скроются. Они не смогут захватить власть. Но я оставлю тебе палочку для защиты, куда бы мы тебя ни поместили.

— Что тогда со мной произойдет?

— Это сражение — конец Задания. Ты свободен.

Он слегка покачал головой. Амплитуда движения была столь мала, что, возможно, это были лишь снежинки, танцующие в отражении вокруг его головы.

— Если кому-то удастся сбежать, то они начнут все заново. А узнав, что я был шпионом, они придут за мной. И моей семьей.

Гермиона была настолько напряжена, что, казалось, чувствовала боль не только в мышцах, но и в самих костях. Она сконцентрировалась на темноте за кухонным окном, до которой не доставал свет от свечей.

— Я хотела бы заверить, что они никогда не соберутся снова. И что, если они сбегут, мы обязательно их выследим. Но я этого не знаю. Если ты предпочтешь уехать куда-нибудь, может быть, за пределы Англии, и притвориться, что ты тоже скрываешься от Министерства… я помогу тебе. Если ты выберешь остаться, мы предпримем все возможные меры, чтобы обезопасить тебя. Мы можем…

— Я буду сражаться.

— Что?

Малфой повернул голову, чтобы бросить на нее взгляд, но Гермиона не смогла побороть удивление. Она рассматривала возможность того, что он захочет довести дело до конца, помочь им добраться туда, но внутренне приготовилась к тому, что он этого не сделает.

— Ведь лучше, если у вас будет свой человек внутри, верно? Мне надоело прятаться. Я не раскрою себя, пока не буду уверен, что смогу их сдержать, и если кто-то попытается сбежать, я побегу за ними… они не смогут уйти далеко.

Было ли его решение вызвано тем, что он сомневался в способности Министерства выполнить работу самостоятельно, или он понимал, что его участие поможет сделать ее более эффективной? Может быть, он не простил бы себе, если бы они в итоге потерпели неудачу, когда он мог стать тем самым недостающим элементом. В бою был важен каждый момент. Один шаг мог склонить чашу весов к продолжению жизни или наступлению смерти. Одна секунда.

— Ты уверен?

— Я бы не стал предлагать, если бы не был.

Может быть, ему нужно было покончить с этим так же, как и ей. Покончить и понять, что наконец-то пришло время принять то, что произошло, и личность, которой ты являешься, и жизнь, которую ты можешь вести. Может быть, он все еще пытался доказать себе, какой он человек.

Скорее всего дело было не в желании, а в необходимости, которую невозможно было отрицать, какие бы варианты ни рассматривались.

Гермиона почувствовала своего рода поражение. Как тогда, когда она узнала, что Гарри был единственным, кто мог победить Волдеморта, или когда ее поставили на колени в гостиной Малфоев; или когда за открывшимся портретом в туннеле, ведущем в Хогвартс, показалось лицо Невилла в синяках и крови; или когда война закончилась. Момент поражения, когда ты осознаешь, что на самом деле у тебя нет выбора. Секунда до того, как ты сделаешь то, что должен сделать.

Она знала, что Малфой стал другим. Гермиона просто надеялась, что в предстоящей битве он будет не мальчиком, трясущимся в темноте, а мужчиной, который сочетает в себе храбрость и решимость. Но если с ним что-то случится, она не простит себе того, что собиралась сказать в следующее мгновение, и того выбора, который за этим последует.

— Я сообщу аврорам.

========== Двадцать ==========

Комментарий к Двадцать

Та-дам!

11 января, 14:03