– Хочу сказать тебе кое-что из того, что она сказала мне.
– Хорошо.
– О боже… Шари Фэй сказала, что… Она не плакала все время, Дон. У нее была очень сильная воля, и она сказала, что не хочет, чтобы вы сломались, а хочет, чтобы продолжали жить своей жизнью, как сказано в письме. Я ведь никогда раньше вам не лгал, верно? Все, что я вам говорил, все так и произошло, верно?
– Да.
– Хорошо, значит, все должно быть так, как есть. Она сказала, что ей не страшно и она знает, что станет ангелом. И если я выберу последний вариант, который она мне предложила, она меня простит. Но главный судья – Господь, и, возможно, она в конечном счете увидит меня на небесах, а не в аду.
Он повторил свой план сдаться утром, а затем перевел разговор на другую тему и сказал, что Шари не хотела, чтобы ее парень, Ричард, забрал ожерелье, которое было на ней, когда ее похитили. Мы интерпретировали это так, что он вытеснил Ричарда в собственном сознании как парня Шари и что теперь, когда он убил ее, она полностью принадлежала ему.
Дон вернула его к прежней теме.
– Но Шари не испугалась, да? Она ведь не плакала и все такое?
– Нет, она не плакала. И… э-э-э… ты справишься, если я расскажу тебе, как она умерла?
– Я справлюсь.
– О'кей, будь сильной и приготовься.
– Ладно.
– Она сказала, что ты сильная. Рассказала все о вашей семье и обо всем остальном. Мы поговорили и… О Боже… и я друг семьи. Это самое печальное.
– Вы друг семьи?
– Да, и именно поэтому я не могу встретиться с вами лицом к лицу. Ты узнаешь утром или завтра. Но прости меня. И, Дон, не знаю, стоит ли тебе говорить об этом матери, но Шари Фэй не была девственницей. У них это началось в январе. Ты знала об этом?
– Да, теперь мы знаем.
– О'кей. Я действительно занимался с ней любовью, и у нас был оральный секс… три раза. И она умерла. Ты держишься?
– Да.
Я уверен, что выдержать всю эту мерзость Дон смогла только потому, что знала – что бы он ни говорил о Шари и сексе с ней, все это было неправдой. Она собралась с духом, готовясь к продолжению, сдерживая поднимающиеся в ней боль и гнев, понимая, как он наслаждается этим.
– О'кей. Я привязал ее к изголовью кровати электрическим проводом, и она не сопротивлялась и не плакала… ничего такого. О'кей, я расскажу, что было потом. Я взял клейкую ленту, обмотал ей всю голову и задушил. Скажи коронеру, вот как она умерла. И я не знал, что у нее эта болезнь; если б знал, наверно, я бы ее не взял.
Как мы уже отмечали, в предыдущих звонках его заявления о том, что он друг семьи, явно были чушью и не соответствовали утверждению о том, что он «не знал, что у нее эта болезнь» (что, как мы полагали, было правдой). С одной стороны, это был сложный тип. Он жил в своем собственном сюрреалистическом мире фантазий, и это касалось его отношений с Шари и Смитами, но он также был организован и прагматичен на практическом уровне. Именно на соединении этих двух черт мы и сосредоточили внимание, устанавливая нашу ловушку.
После этого разговор продолжался еще некоторое время, но из всего им сказанного мы поверили только одному – его обещанию Дон позвонить снова. Он не мог насытиться этой фантазией.