Когда звонит убийца. Легендарный профайлер ФБР вычисляет маньяка в маленьком городке

Помощники шерифа привели Белла в наручниках и усадили на стул в паре метров от Хильды и Дон, но не ушли, а остались неподалеку, внимательно наблюдая за арестованным на случай, если он сделает резкое движение.

Шериф Меттс попросил его сказать что-нибудь, чтобы Смиты могли услышать голос. Белл произнес несколько слов, а затем как будто шагнул на ступеньку выше. Несмотря на свое положение, он начал говорить так, словно был здесь главным или заседал в суде, точно так же, как и во время телефонных звонков.

– Спасибо всем, что пришли, – начал он с наигранной вежливостью. – Шериф Меттс сказал про улики, но человек, который сидит здесь, этот Ларри Джин Белл, не мог сотворить такое непотребство. В данный момент я не знаю, как это объяснить. Я знаю, что случившееся коснулось многих людей и разрушило множество жизней. Когда я обнаружу эту причину, я сообщу вашей семье.

Несмотря на то что в тот момент Белл жутко боялся за себя, он вел себя так, будто объективно анализировал случившееся и делился своими мыслями с Хильдой и Дон. Дон сказала мне потом, что как только он заговорил, она поняла – перед ней тот самый человек, и это было самое страшное осознание. Ее вдруг осенило, что она сидит в одной комнате с человеком, который причинил столько зла ее семье.

Как мы ее и просили, Дон встретилась с ним лицом к лицу.

– Я узнаю твой голос! – заявила она. – Я знаю, что это ты. Я разговаривала с тобой по телефону. Ты узнаешь мой голос?

– Я узнаю твое лицо, потому что видел тебя по телевизору и твои фотографии в газете, – ответил Белл. И добавил: – Это не я, это плохая сторона меня, она сломала жизнь тем людям – твоей сестре и той маленькой девочке. Это просто что-то, что есть во мне.

Но Дон не позволила ему сорваться с крючка.

– Ты в самом деле не можешь вспомнить мой голос? Но ведь ты знаешь, что мы разговаривали? Помнишь, как ты назвал меня по телефону?

– Думаю, я называл тебя Дон, – с невинным видом сказал он.

– Как насчет второго имени? – спросила она, вспомнив, как он называл ее «Дон Э.».

– Нет. Я просил, чтобы ваша семья приехала сюда. Я пытаюсь успокоить вас, объяснить почему. У них есть улики против меня. Мне ужасно плохо, если это и впрямь результат чего-то плохого во мне. Если Бог решит, что я в конечном итоге пойду в суд и буду приговорен к смерти, то так тому и быть.

Перед нами сидел человек больной, но в то же время разумный. Я видел, что он уже выстраивает защиту, прикрываясь расщеплением личности, и ищет сочувствия, подавая дело так, будто не может контролировать плохую сторону себя, которая похитила и убила девочек.

– Ну а почему ты хотел убить меня? – с вызовом спросила Дон. Она взяла на себя инициативу, избавив мать от участия в конфронтации.

Белл продолжал со своим бледным, невинным, растерянным видом.

– Я не хочу убивать тебя. Я тебя даже не знаю. – Напоминаю, что в телефонных разговорах он утверждал, что является личным другом семьи Смит. – Человек, сидящий здесь, Дон, совсем не жестокий. Хотел бы я сейчас ответить на твои вопросы. Если я найду ответы, а я знаю, что смогу это сделать, то расскажу все, что помню. Если бы я был уверен, что этот человек мог контролировать то, что случилось с твоей сестрой, я бы признался через минуту. Я чувствую себя в чем-то виноватым. Когда я взял газету пару дней назад, то почувствовал, что прямо или косвенно несу ответственность за что-то подобное, и, Дон, именно тогда я понял, что каким-то образом сблизился с вашей семьей… стал частью вашей семьи как ответственный за то, что отнял другую ее часть. Меня просто ужасает, что я могу сделать что-то подобное, Дон. Надеюсь, вы мне верите. Я весь день думал об этом, и я рад, что вы пришли.

Я не удивился, что он во многом повторяет то, о чем мы говорили во время интервью. Удивило меня то, что, несмотря ни на что и на глазах у всех, он как будто пытался увлечь Дон. Этот парень был законченным нарциссом, что становилось все более очевидным по мере продолжения беседы.

– В одном разговоре вы сказали, что стали одним целым с моей сестрой, – сказала Дон. – Как вы думаете, это может иметь какое-то отношение к чувству принадлежности к нашей семье?

В тот момент мне было очевидно, что Дон сама стала своего рода профайлером: анализируя слова преступника и излагая их ему, она исследовала, что могло привести его к разрушению ее семьи, и в то же время давала понять, что ей действительно небезразличны его чувства.

Можно тренировать людей, годами готовить и учить их, но так и не довести до того уровня мастерства в общении с кем-то вроде Белла, который демонстрировала эта благополучная и защищенная от жизненных невзгод юная студентка колледжа. Как будто бы у Дон было врожденное понимание, как читать сидящего перед ней манипулятора и изменять содержание и тон его заявлений таким образом, чтобы не уступать свои позиции и не загонять его в угол, где он мог закрыться. Как бы ни страдала Дон, сидя напротив человека, который жестоко похитил, пытал и убил ее сестру, она сохраняла впечатляющий уровень самообладания, на который никто не мог и надеяться.