Когнитивная гармония как механизм текстовой деятельности

Во-вторых, приобщение человека к гармонии как к объекту открывает беспредельность смыслового пространства, «дает возможность для четкого (как ситуативного, так и глобального) самоопределения, самоорганизации, получения ответов на самые сокровенные вопросы, выпадающие из поля зрения рационального, утилитарного способов познания» [Лосев, 1993, с. 12].

В-третьих, только с помощью гармонии «оттачивается» эмпатическая способность, в том числе эмоциональная чуткость, душевная восприимчивость, и, как результат, формируется подлинно гуманистическая личность. Гуманистическая направленность личности определяется не расширением объема информации, но степенью развития чувственно-эмоциональной сферы, способностью отзываться на добро и зло, различать уродливое и прекрасное и т. п. «Быть гуманным – значит глубоко чувствовать пульсирование жизни прошлого, настоящего и будущего, прочную взаимосвязь поколений. Быть гуманным – значит ощущать нерасторжимую связь с гармоническим строем Мироздания» [Лосев, 1991, с. 21].

Религиозные горизонты гармонии. Поиск абсолютной гармонии привел к рождению в середине I тысячелетия первой мировой религии, основателем которой был Будда [Буддийский взгляд на мир, 1994]. Стремление преодолеть зло, окружающее человека в этом мире, стало частью христианского мироощущения [Лосев, 1993]. В поиске абсолютной гармонии возникли все другие мировые религии, в том числе и ислам [Зелинский, 1995].

Все мировые религии предусматривали «возможность несоизмеримо лучшего положения вещей, чем то, которое заложено для человека в спонтанном течении бытия» [История эстетики, 1962, с. 7]. И в этом смысле нельзя не согласиться с Гёльдерлином, который утверждал, что «религия – это любовь к гармонии» [История эстетики, 1962, с. 13]. Религия культивировала синтез между человеком и Богом как источником гармонии. Посредством этого синтеза человек предпринимал попытки уравновесить «глубинную сущность мироздания и человеческого бытия» [История эстетики, 1962, с. 7].

Человек издавна пытался «адаптироваться» не только с помощью мифологии, религии, но и искусства. «Сущность искусства – в культе устойчивой гармонии». Подлинное искусство всегда стремится отражать «не просто эмпирические факты, мимолетное», но реальность «в ее субстанциональном значении, открывая в мгновении беспредельную глубину, пытаясь уловить и запечатлеть идеальное состояние предметов и явлений». Искусство стремится к перевоссозданию реальности, «расщеплению и переструктурированию элементов видимого мира с целью обнажения, выявления и переживания глубинных типов гармонии» [Еремеев, 1987, с. 8].

Философия уже в своем изначальном понимании мыслилась «бескорыстным стремлением к истине и приобщением к совершенству мироздания, несоизмеримо превышающего возможности человеческого познания». В то же время именно познание давало «власть над силами хаоса» [Каган, 1997, с. 12]. Именно философствование создало особый настрой ума и сердца, способствующий ценить не столько гармоничные субстанции, сколько «гармонию саму по себе». «Философ – тот, кто созерцает гармонию, кто способен видеть природу гармонии и радоваться ей» [Платон, 1994, c. 253].

С появлением философии усилилась способность человека критически мыслить, «закрепилось рефлексивное, а не эмпирическое отношение к миру». Философия оказалась в состоянии «аргументировать и возвестить ту непреложную истину, что человеческая мысль, как и само бытие общества, только тогда становятся плодотворными, одухотворенными, когда начинают течь в одном русле с космической гармонией, Софией, Логосом, и человек способен преодолеть приоритет фрагментарных ценностей» [Лосев, 1993, с. 87].

Если искусство испокон веков стремилось к тотальному воплощению реальности через открытие вселенской гармонии, то философия ставила своей задачей объяснение тотальности вещей, постижение гармонии мира в его всеобщности [Зеньковский, 1991].

Одна из первых попыток привести многообразие действительности к рациональному единству воплотилась в философии пифагорейцев. Ими было разработано понятие «числа», которое рассматривалось как результат гармонического самоопределения. По мнению пифагорейцев, число было душой гармонии, ее творческой потенцией, ибо числа «скрываются» не только в самих вещах как их структура, ритм, симметрия, но они также являются принципом их фигурного строения. Например, архитектурные сооружения, которые мы считаем красивыми и гармоничными, являют собой скрытую гармонию, так как подобные формообразования характеризуются числами «золотого сечения» [Воробьев, 1978; Гримм, 1955; Боннар, 1992].