— Тебе дурно? — спросила Ре, вглядываясь в лицо.
— Так... просто голова закружилась, — с трудом выдавил пилот.
— Он переживает ломку принципов, — ровно проговорила Си. — Хорошо хоть, в обморок не хлопнулся.
— Я не настолько нежен, — огрызнулся Андрей.
— Неужто? А по лицу не скажешь.
— Хватит, — Ре отпустила его и легла обратно на кушетку. Андрея обожгло стыдом — он вдруг снова увидел незажившую рану на плече девушки. Острая боль вонзилась в его собственную плоть, и огромным усилием мысли пилот убедил себя, что это всего лишь иллюзия. Фантом, придуманный его мозгом... из-за чего?
Он снова помотал головой. Стало лучше.
— Думаю, одного тебя отпускать не стоит, — сказала Си.
— Как-нибудь доеду. Или у вас такси не беспилотные?
— Я тебя отвезу. А будешь возражать — вколю транквилизатор. Тебя, Ре, это тоже касается. До конца цикла из больницы ни ногой.
— Я уже нормально себя чувствую, — вяло отмахнулась та. — А ты не врач.
— Но практические медицинские знания у меня имеются, а у тебя — нет. Лежи и не спорь.
Ре, не сопротивляясь, сложила руки на груди. Андрей поднялся — ноги были как ватные, и он снова пошатнулся.
Зря он всё-таки не врезал Келлеру.
— Держись за меня, — сказала Си, открывая дверь.
— Я тяжёлый, — выдохнул Андрей.
— Не беспокойся.
В коридоре он кое-как перевёл дух и пошёл сам.
Ломка принципов? Наверное. Андрей мог без труда найти в обществе Клэр множество мерзостей, и вместе с тем у его руководителей были благие цели, с которыми трудно спорить. Но методы...
А мог ли он сам придумать что-то иное? Какое вообще у него есть право судить Архитекторов?
Мозг буквально закипал, стоило только попытаться разобраться во всей этой системе. Наверное, тут спасовал бы даже ординатор, а Андрей к тому же никогда не был ни юристом, ни философом. Имеют ли Архитекторы право на то, что создали сами? А если это что-то — разумное существо? А если это разумное существо не испытывает дискомфорта от того, что с ним делают?
— Си, — прохрипел Андрей. — Скажи мне одну вещь. Только честно.
— Я никогда не лгу, Эндрю, — Си нажала на кнопку, вызывая лифт.
— Тебе... страшно от того, что с тобой сделали?
Она посмотрела ему в глаза, и пилот вздрогнул. Си улыбалась — едва-едва, самым кончиком губ. А взгляд её был холоден.
— Нет.
— Но почему?
— Вопрос неправильный. Спроси другое: почему мне
— Иначе? Как?
— Удовольствие от решения сложной задачи. Восхищение идеальной структурой и красивыми инженерными решениями. То, что я могу оценить, это ведь тоже искусство, — двери лифта разошлись, и Си легонько подтолкнула Андрея вперёд. — Выходи. Машина скоро приедет.
Пилот обвёл взглядом пустой холл. Воспрянула вдруг интуиция — что-то было не так. Это снова его обманывает мозг или всё действительно
И что вообще такое интуиция?
А глюки, подумал Андрей, уже не очень.
— А те двести пятьдесят... — начал было он.
— Могло быть и больше, — Си никак не показала, что несколько секунд назад о чём-то говорила, и Андрей окончательно убедился: ему померещилось. — Они не страдали. И никто не страдал.
— Я вряд ли смогу это принять.
Теперь разошлись и двери больницы, выпуская Си и Андрея на крыльцо. В нос ударил едкий запах аммиака, и тут же тревожно запищали смартбрасеры.
— Понимаю, — Си будто не заметила сигнала. — Давай поторопимся, здесь не слишком приятный воздух. Хм... — она окинула взглядом стоящий у обочины автомобиль. — Я думала, придётся подождать.
Закатное солнце отражалось в стёклах машины, заливало красным светом асфальт, и Андрей не сразу заметил тень в глубине салона. Глаз плохо различает неподвижные объекты в таких условиях, а пилот был обычным человеком с настоящими, живыми глазами. Но у него оставались рефлексы, наработанные годами полётов в не самых лучших условиях. И пусть здесь вместо случайно попавшей в воздухозаборник птицы он столкнулся с направленным в лицо пистолетом, рефлексы не подвели.