Кого я смею любить. Ради сына

вокзал на “аронде”, а не на своей малолитражке). Мишель и Луиза уже вышли из машины, они стоят рядом, и

мой лейтенант затянутой в перчатку рукой вынимает запутавшийся в волосах сестры маленький желтый листок,

сорванный осенним ветром. Он замечает меня, целует и спрашивает вполголоса:

— Значит, они обоснуются здесь? Ты сдашь Бруно дом в аренду?

— Ну а куда же им деться? — говорит Луиза.

— Арендный договор лишает дом всякой ценности. У папы ничего не остается. Мне после окончания

военной службы нечем будет заплатить за “туфлю”.

“Туфли” на жаргоне студентов Политехнической школы — это та сумма, которую они должны после

окончания школы возвратить государству, если хотят освободиться от взятого при поступлении обязательства

отслужить десять лет в армии. Для студентов его выпуска эта сумма выражается в двух миллионах. Не стоит

возражать, мое великодушие тоже не лишено эгоизма. Ответим спокойно:

— Частные предприятия нередко авансируют своим инженерам эту сумму. В крайнем случае я могу

занять.

— А что будешь делать ты? Что станет с Лорой? — снова спрашивает Мишель.

Бруно запирает гараж. Подходит к нам. Он прислушивается к моим словам.

— Мы с Лорой, право…

И снова не слишком веские доводы:

— Вы все уже встали на ноги, бабушка умерла, нам больше не о ком заботиться, мы можем остаток дней

провести вместе.

Они удивлены и в то же время обрадованы. Рады за Лору, рады за меня. Они даже не спрашивают,

поженимся ли мы с Лорой, — это само собой разумеется.

— Конечно, — говорит Луиза. — Ни ты, ни она не должны оставаться в одиночестве.

Остаток дней… взаимные заботы, домашний уют в обмен на ежемесячный заработок, и нежаркие

супружеские объятия по ночам — на что еще можно рассчитывать в сорок пять лет? А впрочем, всю эту

обыденность тоже нельзя не принимать в расчет. И только Бруно я, кажется, не убедил.

— Неужели ты думаешь, что мы не смогли бы позаботиться о тебе? — говорит он глухо.

И мне снова приходится хитрить.

— Ну, если ты мне будешь нужен, мне стоит только открыть окно и позвать тебя.

Г Л А В А X X I X

Через десять дней они поженились. Лебле предлагали либо сыграть как ни в чем не бывало шумную

свадьбу, либо же, напротив, очень скромно отметить это событие где-нибудь вдали от дома, на лоне природы,

хотя бы в Эмеронсе. Их очень привлекала мысль — и это тоже было рассчитано на зрителя, — чтобы в тот же

самый день поженились и мы с Лорой.

Мне удалось убедить их, что свадьбу наших детей нам следует отпраздновать, употребляя общепринятую

формулу (кстати, она так облегчала составление писем, извещающих о браке) “в тесном семейном кругу, ввиду

траура”, что Эмеронс меньше всего подходит для такого случая, а двойная свадьба, не говоря уж о пошлости

подобной затеи, отодвинула бы церемонию еще на две недели, это в положении Одилии было бы весьма

нежелательно. Мы выбрали субботу, самый удобный день, когда происходит больше всего свадеб и когда

помощник мэра зачитывает статьи законов с быстротой, которая может сравниться разве что с поспешностью

раздаваемых священником благословений.

Сама церемония, если можно так назвать выполнение ряда формальностей, не вызывала у меня больших

эмоций. Мне показалось смешным, что в последний момент мадам Лебле решила набросить на свою дочь, уже

одетую в кремовый, почти белый костюм, крошечную вуалетку, и я одобрил Бруно, когда он скомкал ее и

засунул к себе в карман. Предоставляя своему младшему сыну юридическую дееспособность, я дважды

поставил свою подпись — сначала в мэрии, потом в удивительно напоминавшей сарай церкви святой Батильды,

куда я входил во второй раз в жизни. Я стоически вынес поздравления друзей и соседей (мы все-таки были

вынуждены их пригласить), все те пустые стандартные поздравления и пожелания, непременно выпадающие на

долю родителей молодоженов и самих молодоженов, из которых двадцать пять процентов впоследствии

разводятся, двадцать пять процентов изменяют друг другу, двадцать пять процентов мужественно терпят друг

друга; если из последних двадцати пяти процентов вычесть вдов и вдовцов, бездетные или чрезвычайно

плодовитые пары, несчастных родителей, чьих детей отняла жизнь или смерть, останутся редкие счастливцы.

Моя мать говорила: “Настоящие свадьбы — это золотые свадьбы. Ведь недаром в начале пути вам вручают

именно золотое кольцо как залог нетленного и вечного. Но золото — такой редкий металл…”

Тайная вечеря по случаю расставания с сыном, за которой последует неминуемая отставка отца — ужин в

ресторанчике на берегу Марны, — оказалась для меня невыносимо тяжелой. За столом собралось пятнадцать

человек: молодожены, мосье и мадам Лебле, две их младшие дочери, другой Лебле — крестный новобрачной,

его супруга и их дочь Мари, Родольф — крестный Бруно, его супруга, Лора, Мишель, Луиза и мосье Астен.

Последний для приличия съел лишь кусочек жареной утки, поковырял вилкой салат с орехами, кажется, отведал