Кого не видят глаза

Гротты в гостиной не оказалось, зато на плите дымилась высокая крынка, из которой пахло горелыми листьями. Нечто, похожее на смесь багульника и чабреца. У дивана стоял здоровенный пакет с рогатыми огурцами. Очевидно, Тейн все-таки нашел место под свой холодильник.

Аня потянула руку за фруктами.

– Бери те, что помягче, – вдруг раздался голос хозяйки дома.

Вздрогнув, Аня обернулась. Гротта появилась из-за двери, ведущей на задний двор. Неспешно шествуя к плите и на ходу выгребая траву из кармана юбки, она кивнула на припасы Тейна.

– Твердые рогатки неспелые и кислые, как портовая вода. Выбирай мягкие.

– Спасибо, – смутившись, кивнула Аня. – И доброе утро.

Гротта хмыкнула и скосила глаза, сдувая со лба непослушный седой локон, мешающий ей рассмотреть постоялицу.

– Стандартные фразы и отсутствие искреннего интереса завести разговор рассеивают энергию, которую с огромным трудом накапливает наш организм в течение сна, – заявила женщина.

– Буду знать.

Ничего не ответив, Гротта высыпала траву в крынку и начала мешать варево ложкой. На столе у плиты были рассыпаны какие-то безделушки всевозможных форм и размеров, и среди них Аня неожиданно узнала свою брошь с золотым лепестком, которую отдала накануне в качестве платы за вход.

– Ищешь ответ на конкретный вопрос? – не оборачиваясь, поинтересовалась Гротта.

Аня переступила с ноги на ногу, машинально поправив на плече сумку. Кажется, книга опять стала теплой, готовясь вот-вот обжечь бок.

– Нет, – помедлив, ответила она. – У меня накопилось слишком много вопросов, чтобы до сих пор ждать ответы.

Сняв крынку с плиты, Гротта повернулась.

– Неужели? Так, значит, самое время отправляться в путь за истинным откликом правды, – подмигнула женщина и указала на рассыпанные украшения. В ее глазах промелькнул хитрый огонек. – Выбери что-нибудь.

Первым импульсом Ани было забрать свою брошку, но хозяйка укоризненно покачала головой, точно догадавшись о ее намерениях.

– Что-нибудь, что тебе еще не принадлежало.

Землянка подошла ближе, чтобы рассмотреть блестящие вещицы. Здесь была крошечная фигурка золотого самолета с изогнутыми, как у птицы, крыльями; разноцветный кубик, на гранях которого переливались неизвестные символы; небольшой шарик, внутри него, как в невесомости, парило изумрудное перо. И таких экспонатов было не меньше сотни! Аня замешкалась, у нее разбегались глаза.

– Не ищи подвоха, выбирай, что нравится, – подбодрила Гротта.

В поле зрения попал лежащий чуть в стороне тонкий карандаш, завиток на конце которого напомнил Ане узор на обложке «Книги Судеб».

– Вот это, – уверенно сказала она.

– Хм, любопытно, очень любопытно… – Гротта задумчиво нахмурила и без того морщинистый лоб и полезла в висящий над столом буфетный шкаф. – Подожди-ка минуточку.

Минуточка вылилась в четверть часа, проведенного в компании нечленораздельных возгласов и восклицаний хозяйки, неустанно рывшейся на полках. За это время Аня успела дважды прогуляться вокруг дивана, заглянуть в комнату Никка и Лира, которая оказалась пуста, и съесть три огурца – они, кстати, по вкусу больше походили на переспелую дыню.

«И почему Лир называл их огурцами? – задумалась Аня. – Этот его вайкхар до сих пор путает мои мысли».

– Нашла! – Наконец Гротта с триумфом вытащила блокнот в тонком кожаном переплете с половиной варварски вырванных листов. – Давай, напиши мне что-нибудь.

– Написать? – В сердце тут же закралась тревога. Что она могла написать? Могла ли вообще? Подарок Лира подразумевал умение выводить на бумаге слова?

Но Аня зря испугалась. Лишь подумав о том, как должны выглядеть витиеватые буквы вайкхара, она буквально увидела, как в сознании вырисовываются нужные слоги.

Аня взяла карандаш с блокнотом и, пролистав оставшиеся страницы, нашла клочок свободного места.

Отчего-то первое, что пришло в голову, это последние строчки колыбельной из детства:

…К сыновьям камня и леса, дочерям равнин и морей
Обратись, когда наступит эпоха теней.

Быстро поставив точку, Аня вернула Гротте блокнот.

«Интересно, а я правильно перевела это на вайкхар?.. – с запозданием засомневалась она. – Я написала «ратри», что значит «ночь», но что, если под тенями в песне имелись в виду бестелесные духи? Тогда нужно было писать «ветӣла»… Черт, откуда я все это знаю?»

– О, «Ло́ров реквием», – улыбнулась Гротта, щурясь над почерком Ани. – Не думала, что его еще кто-то помнит.

– Что? Вы знаете эти строки? – У Ани будто камень упал внутри, оборвав что-то. Получается, мама ей пела да’арьевскую колыбельную?

Гротта обиженно глянула на Аню исподлобья.

– Конечно знаю, не в маразме еще. «Лóров реквием», одна из самых старинных легенд наших земель и одна из моих любимых! О богах, подаривших людям их души во времена, предшествовавшие…

Рассказ продолжался и продолжался, но Аня уже не слушала.

«Мама знала о Да’Арии, – вертелось теперь в голове. – А что, если она тоже была здесь?»