Кого не взяли на небо (СИ)

— Выбираем второй вариант, — заявил во всеуслышание сержант Псового отряда. — А к тебе домой,боец, мы заедем на обратном пути, ибо к тому времени, когда ты всех нас починишь, — он выразительно почесал свёрнутый на бок нос, — Нам всем снова нестерпимо захочется убивать. Кстати, у тебя же есть чё-нить годное из мeтала?

* * *

Ньяла, ведомая уверенной смуглой рукой, кожа которой цвела алыми розами, вырвалась из объятий сказочного бора и оказалась на трассе. Асфальтовое покрытие просело и растрескалось, местами зияли глубокие ямы, заполненные подозрительной зеленоватой жижей, кое-где сквозь глубокие трещины пробились наружу кривые побеги каких-то уродливых растений, светоотражающая краска с дорожного ограждения облупилась, а сам заборчик проржавел и покосился. Броневик покатил вперёд, ловко объезжая ухабы и выбоины.

— Ну вот почему я такая невезучая?

У Бездны прошёл приступ яростной истерической паники, лишь только она убедилась, что лив дышит. Слабо, но ровно и спокойно. Теперь девушкой овладела вполне обычная для неё финерально-депрессивная хандра.

— Круиз, я так понимаю, проёбан. Чует моё сердце: назад на кораблик вернутся не все, а я очень бы не хотела стать одной из этих «не всех», поэтому вместо празднования моего шестнадцатого дня рождения и достойной по этому случаю треш-вечеринки, мне вновь придётся защищать свою жизнь.

Монакура Пуу хмыкнул, Соткен хихикнула. Аглая Бездна покачала головой и, отодвинув в сторону длинные, свисающие до пола, волосы Хельги, вписала смачный щелбан по сопливому носу упоротого скальда.

— Причём, — продолжила расстроенная девушка, — Вы только гляньте, от кого эту самую свою жизнь мне приходится защищать. Самыми обычными врагами, походу, были уголовники Герты, а если судить по нашей тётечке, — грязный палец указал на Соткен, сосредоточенно крутящей руль автомобиля, — То вы ваще прикидываете, что за компашка там собралась?

Соткен польщённо заулыбалась и послала девушке воздушный поцелуй с помощью зеркальца заднего вида.

— А эти мёртвые эсэсовцы в тевтонских доспехах? Помните? Они же нас с ним, — палец ткнул в кучу кос, разметавшихся по изголовью пассажирского сидения, — Чуть не порешили. Потом викинги эти сраные, что во временную петлю поймались, а теперь вот куча клонированных Уоттиков, Вишесов и Роттенов. Чё за закос гнилой такой? Не пойму. Мы ж, блядь, в Гермашке. Нихуя ни в Ливерпулях. Тута же готы под дарктехно быть должны, куда не плюнь. Просто целый стадион крашеных дебилов в облегающей коже. Но никак не британские панки. Чё не так с твоей страной, а тёть?

— Я думаю, что нас захватили англосаксы, — ответила Соткен, — Угрожали ядерной бомбой. У нас-то нету. Мстят за две предыдущие мировые войны. Думаю, что те, с кем мы сейчас столкнулись, и есть британские панки, ограниченный контингент, — ответила Соткен и, снизив скорость, принялась внимательно вглядываться в боковое окно пассажирского сидения.

— Хера там лысого. — ответил ей Монакура Пуу. — Эти пацаны сражаются, как истинные немцы. Ответственно заявляю — тот сосновый бор, откуда мы на тапки встали, завален германскими телами.

— Тогда тому есть другое объяснение... — начала было Соткен, но осеклась, резко затормозила и выругалась по-немецки.

Потом развернула Ньялу и покатила по встречной полосе, удивлённо вглядываясь в сплошную стену кустарника, буйно разросшегося по обочине трассы. Заветного поворота не было. Семь лет назад где-то здесь обреталась узкая гравийная дорожка, один конец которой выходил на трассу, а второй — на волшебную дорожку из жёлтого кирпича, ту самую, заветную дорожку исполнения желаний.

А сейчас тут ничего не было. Ничего. Никакого долбанного поворота, никакой кирпичной дорожки.

Соткен остановила броневик и вылезла из кабины, бросив быстрый взгляд назад — на умирающего соратника и его несчастную подругу, что сидела рядом, прижавшись ухом к его груди.

Монакура Пуу последовал за ней, повесив на голую шею ремень канадской штурмовой винтовки. Соткен, забыв про поиски поворота, невольно залюбовалась огромным мужчиной — высоким и тощим, словно весенний лось. Она подметила, что уже очень давно не видела на сержанте ничего, кроме рваных, камуфлированных асфальтовыми оттенками, штанов. В любую погоду он оставался гол по пояс и бос. Если пахло жареным, одевал бронежилет, но сейчас армор отсутствовал и Соткен пристально пырилась на жилистые руки, поросшие жёсткими и рыжими, как шерсть тигра, волосами, на могучие рёбра, выпирающие сквозь складчатую, как у бегемота, кожу и на впалый, расчерченный правильными квадратиками усохших мышц, живот.

Под ногами хрустнуло. Соткен остановилась и посмотрела вниз. Мелкие камушки. Гравий. Она подняла глаза и уставилась на пышный куст шиповника, усеянный багряными плодами — орешками с остатками нежных лепестков.

Куст приглашающе раскинул свои ветви, утыканные иголками в палец длиной.

Соткен раздвинула стебли и решительно шагнула в заросли.

Раздался треск рвущейся материи.

Монакура поморщился и не последовал за ней.