Через сорок ударов сердца маленькая женщина выскочила из кустов, будто курица, попавшая под щётки автомобильной мойки. Исцарапанная и драная. Алый сарафан висел клочьями.
— В машину, — процедила она сквозь стиснутые зубы и вскоре зелёный броневик, рыча, вонзился в заросли диких роз, безжалостно давя протекторами нежные, благоухающие цветы.
— Возможно место, куда мы направляемся, обитаемо, — хмуро вытянула Соткен, озабоченно вглядываясь вперёд сквозь лобовое стекло бронеавтомобиля.
— И тот, кто там обитает, совершенно не хочет, чтобы его нашли. Поэтому вырастил на дорожке заросли колючих кустов и бурьяна высотой в человеческий рост, — согласился Монакура Пуу.
— Но это точно не наши панки. Эти бы вместо кустов навалили гору пустых пивных бутылок, проехались по ней трактором, а потом, для пущей безопасности, собрались бы все вместе, сели сверху и дружно насрали, — подметила Соткен.
— Возможно, — согласился сержант. — В любом случае надо быть готовым к тёплому приёму. Мелкая! Щенки ещё живы? Очень хорошо! Тогда хватит размазывать свои девичьи сопли по их лысым щенячьим сиськам. Займи место стрелка, боец.
Аглая Бездна утёрла нос и поднялась на круглую башенку стрелка, где и вцепилась в приклад пулемёта Браунинга, намертво, словно бультерьер в шею овчарки. Кожа на острых скулах белела, будто кости мертвеца, отполированные песком времени, а в чёрных, как уголь, глазах, мелькали силуэты обитателей преисподней, отбрасывающие глубокие тени на тяжёлые, заплаканные веки. Аглая Бездна выглядела словно приговор. Окончательный и беспощадный.
Бронемашина медленно катила по узкой дорожке, мощёной растрескавшимся жёлтым кирпичом. На хищную морду Ньялы, на оскаленные прутья решётки радиатора, налипло несколько лепестков диких роз.
* * *
Вскоре дорожка, очень похожая на ту, по которой прошла Элли Co, вывела их на большую поляну, что когда-то давно, в прошлой жизни, была аккуратной лужайкой, покрытой мягкой травкой для гольфа. Теперь же зелёный коврик исчез, поглощённый сплетёнными побегами бурьяна, острой осоки, репейника и прочих никчёмных сорняков. Посередине заросшего луга высилась громада старинного особняка. Его стены и многочисленные башенки увивали стебли плюща и дикого винограда; растения попробовали забраться и на острую, черепичную крышу, но не смогли закрепиться там, побеги соскользнули и теперь свисали вниз густой бахромой. Лиственная шуба древнего строения отливала зловещими оттенками фиолетово-серебряной кислотной акварели.
Ньяла остановилась напротив лестницы, охраняемой двумя злобными каменными горгульями и исторгла из себя десант.
Огромный, лохматый мужчина, босой, в серых камуфлированных штанах и бронежилете на голое тело, ловко выскочил из пассажирской дверцы, и, припав щекой к прикладу штурмовой винтовки, бросился вправо, в обход здания.
Худенькая женщина, ростом два вершка, три горшка, одетая в багровый драный сарафан, что свисал с её тонкой талии волнующими лоскутьями, вывалилась из водительской дверцы. Приняв позу стрелка, она отправилась влево, переваливаясь, словно беременная утка, с одной, короткой ноги, на ту, что подлиннее.
Аглая Бездна застыла на пулемётной башне, с таким непроницаемым и суровым лицом, что каменные бестии напротив не выдержали её взгляда и сморгнули.
Задняя дверца бронемашины распахнулась, и оттуда выпал скальд Хельги, сжимающий в одной руке древний скандинавский меч, а в другой — ствол автомата Калашникова. Сделав пару неуверенных шагов, бледный, как пузо дохлой лягушки, слюнявый викинг опустился на колени, воткнул клинок в землю, отложил пушку в сторону, и, придерживая длинный хаер обеими руками, принялся исступленно и самозабвенно блевать.
Звуки он издавал потрясающие, и они, похоже, слегка доставили Бездне, отвлекая девушку от томительного ожидания. Она сосчитала семьдесят ударов своего сердца, прежде чем очищенный скальд прекратил изрыгать мерзость, и в изнеможении откинулся на спину. Его бледные губы изогнулись в волчьей улыбке. Духи маковых полей устранили все преграды и вновь продолжили своё чарующее путешествие по жилам скальда, даруя тому блаженство и отдохновение.
Наконец, с той стороны массивных, окованных железом двустворчатых дверей прорычали:
— Мелкая, это мы, и мы выходим, не шмаляй.
Аглая Бездна сдвинула ствол пулемёта, взяв под прицел пару узких окон верхнего этажа, что едва угадывались под фиолетовым покрывалом остроугольных листьев. Каменные горгульи вздохнули с облегчением.
Створки распахнулись с пронзительным скрипом; Монакура Пуу и Соткен, показавшиеся на пороге, вид имели встревоженный, их лица выражали недоумение.
— Мы зашли с чёрного хода. Там было открыто. Здесь что-то нечисто, — сказал сержант, подходя к броневику, — Похоже на подставу, но у нас нет другого выхода, иначе твой любимый щенок ласты склеит.
— Эй ты, придурок, — он строго посмотрел на скальда, нехотя поднимающегося из поросли высокой травы, изрядно примятой и заблёванной.
— Оклемался? Хорошо. Бери мелкую и заносите внутрь щенка, мы вас прикроем, потом проверим все остальные этажи, понял?