Герта охотно принимала зеков в свой отряд. Дисциплину насаждала жёстко, практикуя публичные казни провинившихся и безудержные поощрения отличившихся. У этой девочки и до Судного Дня был несгибаемый стержень внутри, а Апокалипсис сделал железной её всю. Старый Якоб радовался успехам воспитанницы. Да что там радовался — старик души не чаял в этой беспощадной суке. Через год после Трубного Зова, группировка Герты подмяла под себя выживших городка. Обложила налогами, охраняла. Бодалась с подобными себе шайками, каталась по осквернённой Прибалтике, собирала подарочки: провизию, оружие, технику, рабов, всё ценное. Шесть лет так жили — не тужили. Дрались с пришлыми; частенько и сами отправлялись пограбить. Иногда побеждали, иногда проигрывали. А год назад Герта узнала, что на военной базе натовских морпехов кто-то выжил. Семеро постапокалиптических канадцев погибли, забрав с собой в могилу пятьдесят нападавших. Герте достались несметные сокровища, но группировка истаяла, превратилась в жалкий отряд. К тому же её мечта не сбылась — ядерных боеголовок на территории базы они так и не нашли, слава Господу. Девчонка мечтала взорвать одну над Балтикой — не со зла, а просто на гриб посмотреть. Атаманша обозлилась, замкнулась в себе, заперлась на отжатой базе с остатками отряда. Пацаны, разочарованные этаким отшельничеством, всё чаще вставали на тапки, а новых бойцов не прибывало.
Ему освободили место за обеденным столом. Грязные пальцы, сжимающие открытые пачки сигарет, тянулись к повару. Захватанный стакан перед его носом заменили. Новый наполнили водкой. Якоб выпил до дна, взял одну из предложенных сигарет, прикурил. Затянулся несколько раз подряд — сигарета превратилась в наполовину выкуренный окурок. Он выпустил клубы дыма в лицо сидящего перед ним Смачного — того самого, что лишился в набеге руки.
— Мечом говоришь казнила?
Тот снова протянул вперёд культю, обмотанную заскорузлыми, окровавленными бинтами.
— Позовите Соткен, — приказал Якоб.
Толпа воинов снова расступилась — вперёд выступила черноволосая тщедушная женщина. Одеждой для её чудовищно кривого туловища служил армейский камуфляж, точно такой же, как и у остальных бойцов. Маскировка не помогала скрыть внушительный бюст.
— Иди сюда, — Якоб небрежно столкнул с табурета сидящего рядом бойца и похлопал ладонью по освободившемуся месту.
Женщина послушно направилась к повару, переваливаясь с одной ноги на другую, что была значительно короче первой. Непонятно, что такой жалкий заморыш делал среди отборных бойцов группировки. Те храбрецы, что пытались это узнать, умерли.
— Слышала этих сказочников? — Якоб кивнул в сторону Смачного и пододвинул к женщине свой стакан.
Тот сразу наполнили. Черноволосая выпила. Стальные глаза заблестели.
— Слышала, — ответила Соткен хриплым, искажённым ярко выраженным акцентом, голосом.
— Что думаешь об этой бабе с мечом?
Соткен приподняла стакан — его снова наполнили.
— Поп-культурная мифология широко распространила легенду, что члены самых крутых кланов японской якудзы предпочитают выяснять свои отношения с помощью этнического холодного оружия.
Она опрокинула стакан.
— Однако я думаю, что это никакая не легенда.
— И, блядь, чего? — уставился на неё Якоб, — Мы ж с тобой в постапокалиптической Прибалтике, а то Япония.
— А какое объяснение можно найти полуголой бабе с мечом, что положила десяток наших бойцов в полной темноте? — теперь уже Соткен непонимающе уставилась на старого повара, — Ты мне скажи, как профессионал — ты колбасу с закрытыми глазами нашинковать можешь? Порционно, по канонам?
— Могу, — скромно ответствовал старый повар.
— Вот и я говорю — на погосте работал профессионал, — кивнула кривушка.
— Но это ж не значит, что она из Японии, — предположил Якоб, — Может ли эта дрянь быть одной из вас?
— Теоретически может, — ответила Соткен, — Но предпочесть холодный меч доброй пушке способны лишь отмороженные японцы.
— И то верно, — согласился старик, — Сука, нам здесь только якудзы не хватает. Собирайся, утром поедешь со мной за телом Ханселя. Посмотрим, что за бляцкая Клеймор заехала на нашу территорию.
* * *
— Он очухался, — сообщила Аглая.
— Ага, — кочерга приблизилась к подбородку Ханселя, тот мучительно застонал.
Однако, когда закопчённый металл коснулся кожи, пытаемый облегчённо выдохнул — чугун успел остыть.
Кончик каминного девайса приподнял подбородок пленника, отстранённый взгляд ледяных глаз равнодушно скользнул по лицу распятого.
— Ты отлично справился, Хансель, толково изложил. Тебе полагается поощрение.
Монакура качнул лохматой головой — Аглая забралась на алтарь с флягой в руке.
— Он хочет что-то добавить, — произнёс женский голос.
Йоля тихонько подкралась и теперь стояла рядом с лохматым гигантом, пристально разглядывая мученика.
Раненный поперхнулся водой, обрызгав себя и Бездну. Та отёрла лицо ладошкой и похлопала Ханселя по щеке:
— Плохой мальчишка. Тебе же приказано — сдать с потрохами, а ты юлишь.
Она спрыгнула вниз. Монакура бросил кочергу в огонь.