Кого не взяли на небо (СИ)

Кусочки пены вылетали из её рта вместе со словами. Раненый открыл глаза и попытался пошевелить запечатанными губами. Соткен приложила палец к его рту.

— Потерпи, сладенький, ещё наговоримся. Тем более, что мне нужно промыть твою рану и перевязать тебя, а тебе наверняка захочется покричать, а кричать, милый мой, сейчас ну никак нельзя. Поэтому полежи пока-что с заклеенным хлебалом, а потом посмотрим. Ты уж извини, обезболивающего для тебя нету. Самой, пиздец, как мало. Так что потерпи, будь мужчиной.

Она приготовила бутылку антисептика. Потом вспорола запекшийся слой бинтов на бедре мужчины с помощью армейского ножа а остатки, намертво прилипшие к ране, сорвала резким движением. Мужчина дико выпучил глаза и выгнулся так, что затрещали и ремни, сдерживающие его тело, и сами его кости. Соткен возилась меж его разведённых ног.

— Всё, — объявила она, лепя на рану полоски пластыря. — Отдыхай теперь. А я расскажу, что мы с тобой собираемся дальше делать. Пить хочешь?

Мужчина затряс головой. По его щекам катились крупные слёзы отступивший боли.

— Хорошо, сладенький, — в смуглой руке появилась плоская армейская фляга.

— Сейчас попьешь, малыш, но давай сразу договоримся — веди себя хорошо. Ну?

Седая голова согласно покивала.

Соткен рванула скотч с его лица и вмиг заткнула открывшийся рот горлышком фляги. Раненый жадно пил; ручейки воды стекали по седой щетине, покрывающей щеки и подбородок.

— Ну, всё, довольно.

Фляга исчезла, новая полоса скотча моментально затолкала обратно в глотку рвущиеся с пересохших губ слова.

— Теперь мы с тобой должны проверить, держим ли мы правильный курс и всё ли у нас под контролем. Помоги мне. Придержи-ка эту сторону.

Соткен подсунула край тактической карты Монакуры Пуу мужчине под подбородок и тот послушно прижал её. Женщина раскатала рулон прямо на обнажённой груди. Длины той хватило, чтобы полностью скрыть тело раненого. Наружу торчали лишь босые ступни с жёлтыми, изъеденными грибком, ногтями.

— Так, так.

Длинный пальчик виртуозного хирурга, начал своё путешествие из маленького городка на балтийском побережье Германии, продвигаясь в сторону Латвии. Карие мужские глаза внимательно следили за хищным и обломанным, словно акулий клык, ногтем. На границе Польши и Литвы палец замер. Соткен удовлетворённо хмыкнула.

— Мы уже почти у цели, сладенький. Осталось часов пять. Пять часов неторопливой езды.

Карие глаза прищурились, интересуясь: "Are you serious?"

— Да, сладенький. Всего-ничего. Сраных пять часов. Да ты не переживай так, смотри вот, я покажу тебе наглядно.

Она приподняла край карты, что покрывала ноги мужчины, и принялась тыкать пальцем в запутанные хитросплетения трасс и автобанов. Настороженный взгляд мужчины прояснился, кожица в уголках прищуренных глаз пошла морщинками. Он улыбался.

Соткен перехватила его взгляд и поняла, что раненый вовсе не следит за её пояснениями. Мужчина с интересом рассматривал рисунки, украшавшие тактическую карту.

В её правом углу расположились огромные красные сиськи, но на диаметрально противоположном кончике полотнища масштаб изображения слегка изменили: теперь кровавые сиськи принадлежали женщине, лежавшей на спине с широко раздвинутыми ногами, а место между её бёдер закрывала пятиконечная звёздочка с чёрной надписью «Censored». По просторам Тирренского моря, затмевая Сардинию точёными бёдрами, разгуливала высокая девушка. Из одежды на ней имелась лишь перевязь с мечом. Расстояние от побережья Туниса и до берега Сицилии покрывала старательно исполненная готическим шрифтом надпись: «Йоля — пизда».

Соткен грустно улыбнулась. Потом сказала:

— Монакура рисовал. Такой дурашка. Наверное, я могла бы полюбить его. Но зачем? Я уже давно влюблена в тебя. Где-то в глубине души я всегда знала, что мы с тобой ещё встретимся. Я смогла полностью воссоздать твоё лицо — культовую рожу, на которую дрочили тысячи девчонок девяностых. Слепила её из обрезков твоих же ушей, и кусков кожи, снятых с твоей задницы. Сделала это, потому что любила тебя. Теперь и ты меня любишь.

Чёрточки перманентного макияжа вновь поползли вверх на лоб и раненый поспешно закивал головой. Соткен зарделась и счастливо похлопала длинными ресницами.

— Вот и славненько. Давай я поцелую тебя на ночь, и будем спать. Если захочешь писать — не стесняйся, писай, утром подотру. Всё, любовь моя. Спокойной ночи.

Она чмокнула мужчину в лоб, напялила ему на голову вязаную шапочку, скрыв настороженные карие глаза, скатала карту и накрыла голое тело рваным одеялом. Потом прошла к передним креслам и долго возилась там, звеня, булькая и чертыхаясь. Потом затихла. Десантный отсек заполнился сигаретным дымом. Потом всё стихло.

* * *