— Черт бы побрал все это! Отец был прав: что бы я ни делал, все никуда не годится! Даже не представлял, что все обернется вот так. Я просто хотел…
— Шериф! — раздался с улицы чей-то истошный вопль. — Шериф!
В ресторан, шатаясь, ввалился Рейнолдз с окровавленной головой.
— Бегите все! — орал он. — Хокинз бежал! Он выломал в окне решетку, ударил меня прутом по голове, взял мой пистолет и теперь идет сюда! Он совершенно взбесился — клянется, что перебьет всех жителей и сожжет город!
При этих словах старик Гарфилд издал вопль отчаяния, а мисс Джоан осела на пол.
— Бежим отсюда, — лепетал Рейнолдз. — Скорее…
— Заткнись! — прорычал я. — Все вы останетесь здесь! Я шериф этого города, и моя работа — защищать его жителей. Замолчите и сядьте!
Я выскочил на улицу. Огибая угол здания, заметил Курчавого, который по-прежнему лежал на том же самом месте, где я его припечатал ударом по голове. Парень уже подавал кое-какие признаки жизни. Очевидно, слухи о неминуемой расправе распространились по городу, потому что улицы были пустынны, и только из Испанского бара доносился какой-то шум. Наверное, там веселились наглые бандиты. Держа в каждой руке по пистолету, я ворвался в бар так стремительно, что они вначале ничего не поняли. Рыжий, Косой и Аризона изумленно уставились на меня, и только Хокинза не было среди них, но я уже слышал, как он что-то орет Курчавому на улице.
— Ни с места! — приказал я.
Эти слова оказались для них как запал для динамита — все, как по команде, завопили и полезли за пистолетами! Рыжего я уложил прежде, чем он успел выхватить оружие, Косой успел сделать один выстрел, отстрелив мне мочку уха, но я продырявил его тремя нулями, Аризона промахнулся, выстрелив левой рукой, а правой крепко ударил меня в бедро, прежде чем испустить дух, — все же горячий свинец оказался покрепче его черепушки.
Вся битва свершилась молниеносно, как налетевший циклон. В тот момент, когда свалился Аризона, в дверях я увидел Хокинза с пистолетом Рейнолдза в руке. Он и так был высок, как дом, а сейчас, в дыму, выглядел еще выше. Глаза сверкали, усы ощетинились, как у дикого кота, а ревел он подобно урагану над равниной. Выстрелы прозвучали одновременно. Его пуля попала мне в плечо, но удар рукояткой пистолета выбил оружие из его руки, по-моему вместе с пальцами. Хокинз все же нанес мне сокрушительный удар левой. А я, в свою очередь, всадил в него три пули из своего второго пистолета. Последняя вошла в живот с такого близкого расстояния, что на рубашке остались следы пороха. Другие люди, которых мне удавалось ранить подобным образом, обычно складывались пополам и падали, но этот гризли из Нью-Мехико лишь бешено завопил, вырвал у меня пистолет, навалился и начал колотить прикладом пистолета по моей голове, вышибая последние мозги. Своим «сорок пятым» он чуть не снял с меня скальп. Мы катались по залитому кровью полу, разбрасывая вокруг столы и стулья. Я щедро наносил удары длинным охотничьим ножом и в пах, и в грудь, и в живот! Хокинз получил шестнадцать ран, прежде чем обмяк и угомонился навек. Мне уже казалось, что его вообще невозможно убить! Пошатываясь, я встал, вытер с лица кровь и пот и, сдерживая тошноту, оглядел поле брани… Наконец из своих нор, перепуганные и бледные от ужаса, повыползали жители Смоквиля. Они смотрели на меня, сидевшего среди развалин и сжимавшего руками окровавленную голову. Кое-кто тихо рыдал.
— Боже правый! — воскликнул Клантон, выпучив глаза. — Что это значит?
— Вы, наверное, хотите получить обратно свою звезду? — печально спросил я, отстегивая ее от своей рубашки.
— Нет, нет! Она теперь по праву ваша! — замахал он руками. — Наконец-то Смоквиль обрел настоящего шерифа! Правильно я говорю, ребята?
— Правильно! — заорали все. — Держи свою звезду и будь нашим шерифом!
— Нет! — сглотнул я, вытирая слезы. — Это не по мне. Просто я хотел кое-кому помочь. Мисс Джоан! Деньги остаются вам, а ресторан — мистеру Гарфилду. Это были ваши трудовые деньги! А я не шериф. Мне дорого ваше доверие, но если бы вы помогли извлечь из меня свинец и заштопать мне голову в девяти-десяти местах, я ушел бы с миром! Мне надо в Калифорнию! Таков наказ моего отца!
— Но о чем же вы плачете? — На лицах окружавших меня людей я видел искреннее недоумение.
— Да просто тоскую по родным местам, — рыдал я, глядя на забрызганные кровью руины. — Этот пейзаж так напоминает мне родной Найф-Ривер в Техасе!
Пушки Хартума
Эммет Коркоран вытер со лба пот и выругался, окинув взглядом грязные, безлюдные улицы. В висках у него бешено пульсировала кровь, но все заглушал сильный грохот пушек. Он слышал этот грохот так давно, что уже не мог вспомнить, когда была тишина. Он очень устал. Этот грохот доносился от стен обреченного Хартума. Уже десять месяцев дикие орды Махди[1] окружали город, тщетно пытаясь овладеть им.