Коготь дракона. Сага лунных башен

Повод для самых исступленных терзаний иных страдальцев со стороны выглядит невинной безделицей, а между тем из всех призраков, тревожащих человечество, демон угрызений, вызываемый собственным малодушием, едва ли не самый мерзкий. Из этой юдоли слез и бессилия Джо Донори выкарабкался с непреклонным решением, воссиявшим в его проспиртованном мозгу. Он достиг состояния, при котором даже невинные беспокойства становятся очерчены жуткими контурами и исполнены зловещих знамений. А ведь несчастья Джо были далеко не невинными…

— Чем еще столько лет трястись, лучше разом сдохнуть! — пробормотал он, и в его кротких, раскрасневшихся глазах полыхнуло пламя, которое так и тянет назвать погребальным. — Была б надежда, что жизнь повернется к лучшему… Но я уже двадцать пять лет жду, а она становится только хуже… Завтра у меня не хватит духу — надо решаться прямо сейчас. И я решился. Через минуту пущу пулю в свой поганый лоб!

Произнеся это, он огляделся по сторонам с выражением мрачного величия, как человек, напророчивший миру нечто трагическое и в высшей степени безотрадное.

— Пущу себе пулю в лоб! — повторил он. — Вот тогда они задумаются.

Внезапно Джо проникся судьбоносной значимостью момента. С видом распорядителя похоронных торжеств — которого, впрочем, выдала бы слегка заплетающаяся поступь — он прошествовал в другой конец комнаты и, помедлив, выдвинул ящик комода. Бледно-голубая сталь оскалилась на него ледяным блеском. Джо Донори почувствовал, что душа уходят в пятки, закрыл лицо руками и отпрянул. Из глаз его брызнули слезы: столь велико было пережитое унижение и осознание собственного бессилия.

— Боже всемогущий, — прохрипел он, — неужто ты лишил меня смелости вышибить эти дрянные мозги!

Он задрал голову, не чая услышать ответа.

За окном жутко подвывал ночной ветер; он принес отдаленный гул граммофона.

Из этих несвязных звуков сознание Джо постепенно сложило образ салуна «Элита», признанной цитадели порока, насаждающей жанр громогласного общения, беспробудного пьянства и внезапной смерти. И тогда из недр этого сознания, подстегнутая самобичеванием и алкоголем, выпорхнула на поверхность чудовищная, сокрушительная идея. Едва родив эту идею, рассудок Джо Донори мог бы помутиться от ужаса, если бы Не переступил к тому времени уже все пороги отчаяния.

— Слышал я, что Демонюга Дратц сегодня собрался посетить город, — пробормотал он, чувствуя, как на лоб высыпают бисерины холодного пота.

* * *

Веселье в «Элите» было в полном разгаре.

Мужчины раскачивались, горланили и подкидывали на руках посетительниц салуна, весьма голосистых дамочек, но все они, и мужчины, и женщины, пьяные или трезвые, держались на почтительном расстоянии от дальнего конца стойки. Там, во всем великолепии томной царственности и неприступного величия, с печатью задумчивости на невысоком челе, стоял несравненный, непобедимый Демонюга Дратц. Настоящий убийца должен быть прежде всего блистательным актером, талантливым лицедеем.

Этот бандит считался в Медном Бассейне чуть ли не живой легендой, хотя и впервые удостоил местное общество своим посещением. Впрочем, если уж говорить о легенде, то таким он слыл по всему Дикому Западу. О подвигах его слагались истории, от которых у слушателей бегали мурашки по коже, и никто из присутствующих, глядя на грозных размеров туловище, на неподвижное, изборожденное свирепыми складками лицо с узкими бойницами глаз, не знающих милости к павшим, на мохнатые бастионы насупленных черных бровей, не посмел бы усомниться в том, что истории эти содержат немалую долю истины.

Местные звезды салуна были все, как один, подавлены и немногословны, в том числе и Грохер Гробер, рудокоп, колоссальных размеров детина, объединивший вокруг себя всех бойцов Медного Бассейна. Он даже попытался, улучив минутку, незаметно и ненавязчиво покинуть заведение; но в то самое мгновение, когда двери салуна, скрипнув, замерли, остановленные его предусмотрительным жестом, а Грохер счел своим полным правом перевести дух, в двух шагах от него возникла из полумрака тщедушная фигурка, и тонкие, на удивление цепкие пальцы исступленной хваткой сдавили ему плечо.

— Донори! — с легким неодобрением покачал головой Грохер. — Я ведь, по-моему, уже говорил тебе сегодня, чтобы ты не совал свое рыло туда, где собираются приличные люди…

— Демонюга Дратц там?! — взвизгнул Донори, не удостоив его вниманием.

От неожиданности Грохер язык едва не проглотил, и потому связная речь далась ему с превеликим трудом.

— Ух!.. Ну… Ну, да, а… а что… то есть… он-то там… а ты чего… это… зачем?