Очнулся он на гнилой соломе в темной сырой камере. Освещением служил чадящий факел где-то в начале коридора – его едкий дым ощущался в каждом углу темницы и смешивался с сомнительным ароматом его ложа. И что-то еще, едва заметное бледно светилось под боком. Из одежды на Ксае оставили только набедренную повязку и маску – ее невозможно снять без согласия носителя, зачарование не позволяет. Один глаз не открывался, все тело саднило и болело, разве что переломов удалось избежать. Ужасно хотелось пить.
Удалось перевернуться на спину и сесть без стона. Звона цепей не последовало. Да и зачем, если широкий браслет с мертвенно бледным свечением обхватил левую руку. Ксайрон знал такие – дома их тоже использовали, чтобы сковать магию арестанта, не позволить ей выйти из тела. В неверном свете он рассмотрел руны… и похолодел. Драконьи письмена. Итак, его ждала смерть, когда драконы узнают, что поймали княжича. Или плен, если они поймут, что он предсказатель. А с пленом придет безумие. Своих предсказателей у драконов не рождалось, потому они считали истинной удачей поймать предсказателя эльери. Они провоцировали предсказания, выжимали из пленника все, пока видения и постоянная боль не приводили к безумию.
Есть ли у него выход? Да, выход есть всегда. Другое дело, что он не всегда нравится. Но это не значит, что нужно сдаваться. Все, отставить панику. Нужно осмотреться.
Три глухие стены и решетка с дверью. Даже ведра для отправления естественных нужд не поставили. Выходит, или про него тут забудут, или скоро переведут в другое место. Ксайрон подошел к решетке и всмотрелся в темноту противоположной камеры. Когда браслет коснулся металла прутьев, через тело прошла молния и вырвала короткий вскрик.
– А я уж подумал, что ты кончился, – в коридоре появился Ксайрат. Без браслета, без маски, но в ошейнике, с самодовольной ухмылкой, вполне здоровый и в новой форме.
Княжич знал эту форму из мягкой кожи без рукавов, она облегала тело и не мешала движениям. Только цвета ее Ксай не мог разглядеть, чтобы понимать, какой Семье теперь служит его бывший теперь уже друг. И все же новый облик Ксайрата не выглядел законченным – на левом плече нет татуировки, предплечье пока без наруча с когтем Кэтас.
– Еще поживу. Как ты мог, Ксайрат? Это же предательство, – нахмурился княжич. Говорил он спокойно, эмоции уже ничего не изменят.
– Знаешь, пока ты лежал в отрубе, я думал, – в голосе почти-тезки звучали самоуверенность и превосходство, приправленные хорошей щепотью наглости. – Думал над твоими последними словами. И знаешь, я решил, что да, мне моя жизнь дороже, чем жизни каких-то жалких крестьян, которых я даже не знаю и никогда не увижу. Я хочу жить, почти-тезка, – передразнил он свое собственное прозвище. – Хочу жить красиво и интересно. И рисковать жизнью ради тех, кто этого достоин. Ради сильных, кто может достойно отплатить мне за мою верность и труды. Кто оценит меня по достоинству. А не простым «спасибо» и морковкой с капустой.
– Не передергивай. Все было не так, а положение ты занимал повыше многих, – осадил его Ксайрон и расправил плечи. Это тройное повторение «достоинства» резало слух. Кажется, рыжего на нем заклинило. Княжич понимал, что находится в невыгодном положении, что больше не может приказывать, а дружба лопнула мыльным пузырем, если и связывала их когда-то. Читать морали смысла тоже нет. Оставалось узнать собственные перспективы. – Драконы уже знают, кто я?
– Нет, хозяйка решила подождать твоего пробуждения и узнать все у тебя лично, – Ксайрат выглядел разочарованным, видимо, ждал патетических высказываний на счет дружбы и долга, решил тогда Ксай, только не доставил ему такой радости.
– Хозяйка значит, – усмехнулся княжич. – Хорошее «повышение» от ринтея до раба.
Члены стаи князя, ринтеи, лучшие из лучших – его ближайшие советники, иногда и друзья, хотя каждый князь строил отношения в стае на свой вкус. Ринтеи обладают властью, ограниченной только их князем и собственной совестью. Еще на Анорисе в голову Ксайрона закралось подозрение, что Ксайрат влез к нему в доверие и изображал друга только ради этой власти, но не ради обязанностей, к ней прилагающихся. Сейчас же получалось, что он подстроился под обстоятельства и готов на что угодно, лишь бы выжить и устроиться как можно лучше. Что же, вполне ожидаемо.
– Лучше так, чем кормить червей по твоей милости, – скривился почти-тезка.
– По моей милости?!
– Конечно! Ты ведь знал о засаде. Я сразу понял по тому, как спокойно ты о ней заявил. Ты знал, но все равно вел нас туда, – обвинительным тоном говорил Ксайрат. – Нас, своих, как ты утверждаешь, друзей! И ради кого? Ради каких-то крестьян, которых никто из нас и в глаза не видел! Лицемер, – сплюнул он и продолжил с издевкой. – Знаешь, что я сделаю первым делом, когда получу коготь? Я отправлюсь в ту деревню и вырежу ее подчистую.