Он достал еще сигарету, последнюю в пачке, размял ее по неискоренимой совдеповской привычке пальцами, выдохнул задумчиво дым.
— Понимаешь, Серега, люди они страшные… Им человека убить, что три пальца обмочить. Если все, что ты говоришь, правда, они тебя сделают на раз. Я лично сомневаюсь, что ты говоришь всю правду, но человек ты, похоже, хороший. Я ведь в людях разбираюсь — работа такая. Видывал я людей много и разных. Мне тебя жаль и…
— И, — перебил его Док, — я, Коля, тоже не пальцем деланный. Если честно, послали меня сюда такие… люди, что твоим бандитам и в самых жутких снах не снились. А если нужно кого замочить или уделать, то… Поверь: я действительно добрый и покладистый. Никого без нужды не обижаю и искренне уважаю в человеке человека. Но если дело доходит до драки, со мной лучше не связываться. Потому, Коля, учи меня: что делать, что говорить, как себя держать. А если дело дойдет до разборки, то еще посмотрим, кому три пальца обмочить, а кому обмочиться с головы до ног.
— Хорошо, верю. — Таксист решительно врубил первую передачу и тронул свой «опель» с места. — Слушай внимательно и запоминай.
В ювелирный магазин Док вошел уверенно — хозяином жизни вошел. И то: прикид соответствовал. Скучающим взором обвел витрины, уставленные дешевым расходным товаром. Заодно оценил боевую обстановку. За столиком — миловидная девушка с непременным бейсиком на белоснежной блузке: «Ирина». В углу — снулый охранник. Здоровенный, ленивый и рыхлый. Таких в Зоне урабатывали на раз даже самые дохлые сталкеры, и такие в Зоне не выживали. Короче, боевая обстановка крайне благоприятная и никакой угрозы со стороны.
— Что вас интересует? — Девушка прытко сорвалась со своего места и дежурно улыбнулась. — У нас предложение на любой спрос и… — она выжала из своей улыбки все возможное, — на любой вкус.
— А мне, милая, не купить нужно, а продать. — Док тоже скроил на своем лице некое подобие улыбки. — Вы ведь скупаете золото?
— Да, конечно, я сейчас приглашу нашего ювелира.
Вот на «ювелира» Док отреагировал крайне негативно. Сработал «чеченский» инстинкт. «Лицо кавказской национальности». Ну, никак не мог он вытравить из сознания этот шовинистский стандарт. И сколько знал их, нормальных, настоящих мужиков — и грузин, и армян, и азербайджанцев, и тех же чеченцев, — все равно враг. Почему враг — одному Аллаху известно.
Кто и когда вколотил ему в башку этот стандарт, непонятно. Но вколотил же. И еще: в Зоне Док знал только одного сталкера-кавказца — армянина Ашота. И как только Ашота занесло в Зону? Тише воды, ниже травы, неприметный, услужливый и немногословный, мелкий и тщедушный… Эдакий серый мышонок. Но сталкеры его уважали. И не за то, что он два километра тащил по Зоне на своем тощем хребте раненого стокилограммового Кин-Конга, а затем еще и выходил. А за то, что жил в его слабом теле сильный сталкерский дух. Неукротимый, непримиримый, никем и ничем не сломленный рыцарский дух. И ходил он по Зоне — дай Бог каждому.
В ювелире, похоже, дух Ашота и не ночевал, хотя внешностью они мало отличались. Тот же армянский стандарт. Только глаза, глаза… Ашот хоть и забивался всегда в угол, но глаз не прятал. Смотрел прямо и гордо. Глаза ювелира ни на секунду не находили себе покоя.
Док задал тон, как и учил таксист Коля, — уверенный, нахальный, хотя и простоватый. Давалось без особых усилий — в нем, похоже, медленно умирал великий артист.
— Привет. — Док бесцеремонно сунул ювелиру крепкую руку. — Серега. А ты кто будешь, мил человек?
Ювелир отвел глаза в сторону — плохая примета, которая еще раз подтверждала первое неблагоприятное впечатление. И рука у него была вялая, неуверенная. Эдакое щупальце медузы. И рукопожатие не настоящее мужское, а так — прощальный писк умирающего лебедя.
— Тигран.
— Ого! Тигр, значит, — вот так я и буду тебя называть.
Такое обращение ювелиру явно польстило.
— Значит, Тигр, ты тут главный?
— Ну… вроде я. Я — директор.
Говорил он, конечно, с акцентом, но легким, почти неуловимым. Док лингвистикой никогда не интересовался, однако в свободное от работы время не раз задавался вопросом: почему кавказские нацмены, сколько бы они ни тужились и ни пыжились, сколько бы времени ни жили и ни вращались в русской языковой среде, так и не могут досконально и безукоризненно освоить великий и могучий? Хотя бы в разговоре. Впрочем, вопрос второстепенный, и ответ на него могли найти только сами кавказцы.
— Это хорошо, Тигр, что ты тут самый главный. Я хочу тебе кое-что показать. Но разговор, сам понимаешь, не для посторонних глаз и ушей.
Ювелир на мгновение замешкался, еще раз коротким, но цепким взглядом оценщика мазнул по Доку, принял решение:
— Идемте в мой кабинет, посмотрим.
— Да ты, Тигр, попроще будь, а то на «вы» перешел.
— Хорошо… Серега. Пошли ко мне.