Коготь Хоруса

Если Нефертари и ощутила какое-то беспокойство, то ничем его не выдала. Совершенно гладкие сочленения доспеха издали мягкое урчание, и она присела на корточки перед пленником. Ее чересчур белая кожа была под стать — по крайней мере, в тени — его бледной, изувеченной плоти. Серо-черные крылья затрепетали, будоража воздух небольшой комнаты.

— Когда-то мы были такими же, как ты, — сказала она ему.

— Сомневаюсь, милая.

— Но так и было. Мы были рабами ощущений. Нам приносили наслаждение лишь чувственные удовольствия, щекотавшие нервы и доводившие до экстаза. — Ее голос звучал мягко, хотя в слабой ауре проблескивали нотки снисхождения.

Телемахон закрыл глаза, втягивая в себя ее дыхание, впитывая каждый ее выдох. Пребывание рядом с ней приводило его в экстаз.

— Позволь мне прикоснуться к тебе, — произнес он, дрожа. — Позволь прикоснуться один раз.

— Это доставило бы тебе удовольствие, не так ли?

Она потянулась кончиком пальца с хрустальным когтем к его щеке, однако так и не притронулась. Стекловидное острие зависло в сантиметре от истерзанной плоти пленника. Он напрягся в оковах, мучительно желая наклониться вперед, чтоб Нефертари смогла разодрать ему лицо.

— Я чувствую запах твоей души, эльдар. — Теперь его трясло. — Младший бог вопит, требуя ее, он кричит из-за пелены.

Она подалась еще ближе, так близко, что я едва слышал ее шепот.

— Так пусть богиня кричит. Я не готова к смерти.

— Ты живешь вопреки его голоду, милый ангел… Позволь мне вкусить тебя. Позволь мне пролить твою кровь. Позволь мне убить тебя. Прошу. Прошу. Прошу.

Нефертари плавным движением поднялась и подошла обратно ко мне.

— Твой план сработает, — произнесла она, даже не оглядываясь на дрожащего Телемахона.

Лицо пленника вновь приобрело спокойное выражение, однако воздух дрожал от его скрытого неудовлетворения. Он не просто хотел Нефертари, он жаждал ее. Его окружал тошнотворный ореол отвергнутых притязаний.

— Что за план? — спросил он.

Я присел перед ним, совсем как Нефертари, только на этот раз вместо мягкого шелеста оперенных крыльев раздалось рычание сервоприводов древнего доспеха.

— Ты был при Луперкалиосе? — спросил я.

Он ухмыльнулся остатками рта:

— На Монумент обрушились тысячи и тысячи — воины из моего легиона, из твоего, из всех Девяти. Даже отряды Сынов Хоруса обратились против своих сородичей, когда дошло до нанесения финального удара.

— Ты был при Луперкалиосе? — повторил я свой вопрос.

— Был. И трофеи оказались восхитительно богатыми, уверяю тебя.

— Вы забрали тело Хоруса. Скажи, зачем.

— Я здесь ни при чем. Это был лорд Фабий и его собратья по лаборатории, которые разглагольствуют о перспективе клонирования. Мой отряд не появляется возле их владений, и мы не разделяем их страсти к генетическим извращениям.

Пока что все было правдой. Его выжженный чувственными удовольствиями разум так и лучился искренностью. Впрочем, оставался еще один вопрос. Тот, что был по-настоящему важен.

— Почему ты бросил мои войска на Терре?

Улыбка сменилась влажным, булькающим смехом.

— Старая рана так и не зажила, «брат»?

Зажила ли она? Я полагал, что да. Мной двигало не жгучее желание мести, а лишь желание узнать, отчего так случилось. Только это, ничего больше. Действительно ли Дети Императора уже тогда так поддались своей жажде ощущений? Неужели они пожертвовали битвой у Дворца Императора только для того, чтобы выместить свою болезненную жажду убийства на беззащитном населении?

— Твоя боевая рота должна была поддержать мою, — сказал я. — Когда вы оставили нас без подкрепления, я лишился тридцати трех человек из-за пушек Кровавых Ангелов в Зале Небесного Отражения.

Опять ухмылка.

— У нас были иные цели. На Терре был не только Имперский Дворец, мой маленький тизканец. Гораздо больше. Вся та плоть, вся кровь. Все те крики. Посмотри, сколько рабов Третий легион забрал с собой в волны Ока. Наши трюмы были заполнены плотью смертных, и наша прозорливость хорошо нам послужила в последующие годы.

Я промолчал.

— Да и что вообще значили те тридцать три смерти? — продолжил Телемахон. — В любом случае через несколько лет они бы пали от Проклятия Аримана. Они были ходячими мертвецами вне зависимости от того, помогли бы тебе мои воины или нет. По крайней мере, они погибли в бою, а не от черной магии предателя.

Я продолжал молчать. Я смотрел не на него. Я смотрел внутрь него.

— Никто так не цепляется за прошлое, как тизканец. — Когда он произнес эти слова, в них послышались отголоски старых перебранок.

— Ты неверно понимаешь мое намерение, — наконец произнес я. — Я лишь хотел взглянуть тебе в глаза, говоря о моих братьях.

— Зачем?

— Чтобы увидеть в твоем сердце истину, Телемахон, и судить по ней о тебе. Если бы в тебе действительно не было сожаления о проступках твоего легиона, ты бы заслуживал казни. — Я протянул руку и похлопал по пристегнутому к спине боевому топору. — Если бы ты посмотрел мне в глаза безо всякого стыда, я бы снял твою изуродованную голову этим трофейным оружием.

Его резкий смех больше напоминал рычание.

— Тогда убей меня.