Тревога уступила место коварнейшему из соблазнов: надежде. Могла ли улыбка означать нечто большее, нежели проблеск мышечной памяти?
— Скажи мне одну вещь, — начал я.
Взгляд Анамнезис по-прежнему был сфокусирован на Гире. Девушка плыла в молочной мгле.
— Мы знаем, о чем ты спросишь, — произнесла она.
— Мне следовало спросить раньше, но когда воспоминания о сне о волках еще свежи, мне труднее терпеливо ждать и предаваться самообману.
Она позволила себе кивнуть. Еще один лишний человеческий жест.
— Мы ожидаем вопроса.
— Мне нужна правда.
— Мы никогда не лжем, — немедленно отозвалась она.
— Потому что предпочитаешь не лгать или потому что не можешь?
— Несущественно. Результат одинаков. Мы не лжем.
— Ты только что улыбнулась, когда я сказал, что двое мертвых — это Мехари и Джедхор.
Она продолжала неотрывно глядеть на меня безжизненными глазами.
— Непроизвольный моторный отклик наших биологических компонентов. Движение мышц и сухожилий. Ничего более.
Моя рука, лежавшая на стекле, медленно сжалась в кулак.
— Просто скажи мне. Скажи, осталось ли в тебе хоть что-то от нее. Хоть что-то.
Она перевернулась в жидкости — призрак в тумане, шепчущий из динамиков комнаты. Ее глаза были глазами акулы: та же тупая, бездушная ограниченность.
— Мы — Анамнезис, — наконец произнесла она. — Мы — Одно, состоящее из Многих.
Я ничего не сказал, лишь встретился с ней взглядом.
— Мы фиксируем на твоем лице эмоциональную реакцию печали, Хайон.
— Все в порядке. Благодарю за ответ.
— Она выбрала это, Хайон. Она вызвалась стать Анамнезис.
— Знаю.
Анамнезис вновь прижала руку к стеклу — ладонью к моему кулаку через толстый барьер.
— Мы причинили тебе эмоциональный ущерб.
Я никогда не умел лгать. Этот талант не давался мне с самого рождения. И все же я надеялся, что фальшивая улыбка ее обманет.
— Я не настолько подвержен порывам смертных, — ответил я. — Мне просто стало любопытно.
— Мы фиксируем, что спектр твоего голоса указывает на существенный эмоциональный вклад в данный вопрос.
От этого моя улыбка стала более искренней. Можно было только гадать, зачем создатели из Механикум наделили ее способностью анализировать подобные вещи.
— Не превышай своих полномочий, Анамнезис. Веди корабль и оставь мои заботы мне.
— Мы повинуемся.
Она вновь перевернулась в жидкости. Кабели и провода тянулись от выбритой головы, словно механические волосы. Забавно, но Анамнезис выглядела нерешительно.
— Мы повторяем наш запрос на разговорный обмен, — произнесла она со странно-женственной учтивостью.
Я прошелся по комнате. Шагов не было слышно за приглушенным рычанием систем жизнеобеспечения машинного духа.
— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я, обходя ее стеклянную тюрьму.
Она плыла рядом, следуя за мной.
— Мы хотим просто общения. Предмет несущественен. Говори, а мы будем слушать. Расскажи историю. Анекдот. Отчет о событиях. Предание.
— Ты слышала все мои истории.
— Нет. Не все. Расскажи нам о Просперо. Расскажи, как тьма пришла в город Света.
— Ты была там.
— Мы были свидетелями последствий. Но не участвовали непосредственно в событиях. Мы не бежали по улицам с болтером в руках.
Я прикрыл глаза — вой вырвался из моих снов и преследовал меня даже здесь, в этом зале. На другом конце палубы Гира издала гортанный звук, смесь рычания и смешка. Сколь много бы я ни утратил при падении моего родного мира, у волчицы были иные воспоминания. Как Гире нравилось мне напоминать, в тот день она славно поела.
— Быть может, в другой раз.
— Мы распознаем, что спектр твоего голоса…
— Итзара, прошу тебя, довольно. Мне плевать на спектр моего голоса.
Она воззрилась на меня, и вновь, как и всякий раз, меня поразило парадоксальное сочетание мертвого взгляда и пристального внимания. Встретившись с ней глазами, я заметил собственное призрачное отражение в стеклянной стенке цистерны. Видение в белых одеяниях, со смуглой кожей: мальчик, родившийся на жаркой планете, чудовищно трансформировался благодаря древнему генетическому искусству, став орудием войны.
Анамнезис подплыла ближе, теперь приложив к стеклу обе руки. Рот безвольно приоткрылся в мути чана. В этой женщине не было ни капли живого.
— Не зови нас так, — произнесла она. —
— Знаю.
— Мы более не желаем твоего присутствия, Хайон.
— У тебя нет власти надо мной, машина.
Она не ответила. Паря в неподвижной жидкости, она склонила голову, словно вслушиваясь в далекий голос. Кончики пальцев оторвались от стекла и погладили несколько кабелей, подключенных к обнаженной голове.
— В чем дело? — спросил я.
— Ты… нужен.
Она посмотрела мне в глаза, и какое-то мгновение казалось, что она вновь улыбнется. Но улыбка так и не появилась. Неземной взгляд сохранял безмятежность.
— Мы слышим крики чужой, — сказала она. — Она кричит в вокс, требуя встречи с тобой. Но ты здесь, без доспехов и не отвечаешь.