Коготь Хоруса

Снег хрустел под нашими сапогами и шипел от едких поцелуев дождя, растворяясь и тут же вновь замерзая. Мир и впрямь застыл во времени, замерев за годы или века до нынешнего дня. Временные искажения на планетах Ока нередки, но от этого места у меня все равно бежали мурашки по коже. Аас'киараль была разрушена, убита, но продолжала жить. Что бы произошло, если бы время когда-нибудь вновь коснулось этой планеты? Разлетелась бы она бурей астероидов, наконец-то сдавшись перед катаклизмом?

Я не стал утруждаться и сканировать заснеженную местность переносным ауспиком. В безумных условиях всех демонических миров Ока отобразилось бы либо сто различных замерзших элементов, либо вообще ничего хотя бы отдаленно знакомого. Я уже давно перестал полагаться на подобное сканирование. Здесь властвовала не физика, а исключительно причуды тех сознаний, которые преображали планеты Ока в соответствии с собственными желаниями. Аас'киараль казалась неуправляемым миром — сферой, утратившей правивший ею разум.

У нас не было контакта с «Тлалоком». Вокс забивали атмосферные помехи, а моя связь с Ашур-Каем была столь же ненадежна. Вскоре после высадки я ощутил разрыв, который обычно происходит на большом расстоянии. Бывшего наставника больше не было в моем сознании.

Мы продолжили продвигаться сквозь ливень, начав спускаться в каньон. К тому моменту, когда мы оказались на середине ущелья, кислота проела наши доспехи до тускло-серого металла. Гира заходила в тени и появлялась обратно. Жгучий дождь пропитывал ее черную шкуру, но шторм не причинял ей вреда. Полыхающая над ущельем гроза в изобилии порождала тени, в которых волчица могла растворяться и появляться где-то в другом месте. Периодически она использовала наши тени — вытянутые силуэты на обледенелом камне.

Корабль под нами был погружен в океан серой мглы, заполнявшей глубины каньона. Оценка Ашур-Кая оказалась точной — в каньоне мог бы поместиться столичный город-улей с населением в десять миллионов. У меня до сих пор стынет кровь, когда я вспоминаю размеры того ущелья и вид самых высоких шпилей на хребтовых укреплениях утонувшего корабля, непокорно прорывавших завесу тумана.

Уже тогда, еще не ступив на корабль — даже еще не разглядев его целиком, — я понял, на что смотрю. Расположение башен, вздымающихся в тумане… Их местонахождение и удаленность друг от друга… Мы практически ничего не видели из-за мглы и находились в нескольких километрах над звездолетом, но его все равно выдавали размеры.

В тот же миг такой же поспешный вывод сделал и Леор. Он выругался на награкали, поставив под сомнение мою родословную.

— Ты был прав, — произнес он в финале своей оскорбительной тирады в адрес моей матушки. — Эта штука размером с…

Тут он запнулся.

— Со что-то громадное.

Телемахон тихо засмеялся:

— Огненный Кулак, ваш примарх наверняка был бы так горд узнать, что твой интеллект не уступает его собственному.

Пожиратель Миров ничего не ответил. Меня восхитила его сдержанность, хотя я не мог не задаться вопросом: не в том ли дело, что у него попросту не нашлось резкой отповеди?

Пока мы спускались по практически вертикальному отрезку стены каньона, выбивая в обдуваемой снегом скале опоры для рук и ног, Леор находился надо мной. Ударом ноги Леор вышиб в промерзшем камне сверху очередную опору, и по моему шлему застучали падающие камешки.

— Ты только представь, каково жить в этой дыре, — передал он по воксу.

Даже на короткой дистанции на нашем канале возникал треск. Эта планета была неласкова к нашему снаряжению.

Я преодолел последний участок, спрыгнув на покатый выступ скалы и вбив в камень шипы на подошвах. Телемахон уже ждал. Леор все еще находился в трех дюжинах метров наверху.

— На это уходит целая вечность, — добавил он. — Надо было пользоваться прыжковыми ранцами.

На «Тлалоке» не осталось прыжковых ранцев. По крайней мере, таких, которые бы еще работали. Когда я сообщил ему об этом, то заработал свежую порцию ругательств. В этих он милосердно обошел вниманием мою мать — женщину, которую я в любом случае уже слабо помнил. У нее были темные глаза и кожа такого же насыщенного кофейного оттенка, как у меня и Итзары. Ее звали… Эйхури. Да.

Эйхури.

Она умерла на Просперо с приходом Волков.

Леор закончил спуск и упал на обледенелый выступ рядом со мной. Остов корабля все еще оставался в нескольких километрах под нами, окутанный тенями каньона и бурлящим туманом.

«Иди, — передал я Гире. — Сообщи, если найдешь что-то живое».

«Господин», — откликнулась волчица и прыгнула во мрак.

Я поднял взгляд к небу, к покрову облаков, заслонявшему небеса ядовито-серой поддевкой. Капли кислотного дождя испещряли мои глазные линзы, но не могли растворить в доспехе ничего, кроме краски. Не произнеся ни слова, я начал спускаться по очередному склону, круша камень, чтобы создать опоры.

Мы погружались все глубже во тьму. Спустя час спуска на нас перестал падать дождь. Мы уже почти вошли в туман.