— Слышь, Дерево, уймись. Ну, кэп ему и сказала, мол, хочешь, шобы все сделано было — сделай сам.
— А он плащом махнул, зыркнул на нее. На рю его повесить и не думать. А знаешь, что Шлак сказал? Что этот — маг.
— Он и правда маг, — вмешался Тезарн.
— Та ты шо, Сопля, — Древесник скривился. — Не врешь?
— Дерево, с чего тебе сопляк врать будет? У них, магов, чуйка.
— На килевание?
— Слышь, Дерево, да уймешься ты? На друг друга, дубина.
— Я — Древесник. Меня еще хуторской староста так назвал, — матрос стукнул себя кулаком в грудь. — Так и сказал, мол, слухай сюда, Древесник, охотник ты фиговый, пахарь тоже, иди-ка ты. Ну я и пошел.
— А этот на меня сегодня зыркнул, — поделился Конопатый. — Я этим ведро с водой тащил, ну и встретил этого. А он — зырк. И меня как поземкой занесло. Страшно стало.
— Протянуть его под килем, шобы не пугал честных моряков, — отозвался Древесник.
— Дубина, он пассажир. Эт значит, что его даже боцман палкой не имеет права. И даже кэп. Короче — попали мы.
— Капитан имеет право кого угодно за борт выкинуть, — вмешался Тезарн.
— Так-то оно так, — задумчиво ответил Конопатый. — Но — не так.
— А шо, если и его продать?
— Ну ты и дубина… Ты его скрути сначала.
— А может, не надо, рабство — это, вообще-то, отвратительная штука.
Оба старших матроса уставились на Тезарна с недоумением.
— Салага ты, — наконец сказал Конопатый. — Ничего не понимаешь. Не берись кэп за такие сделки — сидели бы мы сейчас на хуторах, на границе, по уши в навозе.
— Но это неправильно.
— Так хто ж спорит, малой, — Древесник пожал плечами. — Тока за это золотом платят.
— Ты что, малой, думал: вылетишь из-под мамкиного крыла — и жизнь тебе дорожку постелет да берега мясные посулит? — Конопатый расхохотался. — Так оно все думается, а потом узнается: хочешь жить — умей вертеться. Вот так и вертимся кто как может. Шо, такого тебе не рассказывали?
— Не рассказывали, — признал Тезарн.
— Ну так, малой, смотри и примечай — как оно, жить-то. Хочешь не хочешь, а хотеть надо. Ну как-то так.
Поделившись с ним мудростью, о которой их и не просили, матросы занялись более насущными делами — направились бакланить, то есть изводить кока требованиями выдать им паек сейчас. А потом можно будет и в общий час выдать еще раз. За бакланьи замашки Древесник частенько получал вахты в трюме, да и Конопатый не отставал. Но замашек не оставляли. Тезарн, с которого хватило пяти суток вахт на откачке, предпочитал гордо голодать. Возвращаться к помпам он не хотел.
В последующие несколько дней Хаур просто отворачивался, если Тезарн появлялся на палубе, и никаких разговоров не заводил. С моряками он мало общался, да и с капитаном и навигатором долгих бесед не вел. Очень обособленно держался.
Зато матросы самозабвенно о нем сплетничали — еще бы, днем и ночью почти все время торчал на палубе. Масла в огонь обсуждений подлил кок, заявив, что пассажир ест мало, не бакланит, на воду не жалуется. В ходе нового витка обсуждений Шлак подрядился сунуть в порцию пассажира кусок сырой роа и посмотреть — что делать будет. Как оказалось — ничего. Даже не заметил. После этого случая, убедившись, что чужака ничем не проймешь, матросы от него отстали.
***
Одним вечером, примерно на восьмой день плавания вдали от берега, когда Тезарн устал до такой степени, что потерял счет времени, его вызвал Тремпер и дал задание — взлететь и провести разведку. Надо. С навигатором на корабле не спорили, это Тезарн уже усвоил, так что покорно взобрался на марс фок-мачты и превратился. Раскрыл крылья, немного неуклюже прыгнул — очень устал, — но поймал поток и взмыл.
Вокруг, до самого горизонта, простиралась вода. Ни берега, ни иных кораблей — лишь пустое море.
Волнение было слабым, так что, когда он поднялся повыше, поверхность показалась гладкой, как зеркало. Красиво. Взять бы Вихра, единственного в команде, кто к нему хорошо относился, и стрелой уйти вот так в Небо. И не видеть поджатых губ Ариксы, которая считает, что он позор семьи, не слышать подколок Тремпера и этой клички — Сопля. Избавить их всех от позора и себя — от их общества.
Спускаться не хотелось. Тезарн парил среди облаков, наслаждаясь свежим ветром и спокойствием. Он тут один — сам себе хозяин и повелитель. Небо — это покой и свобода. Оно не принуждает делать выбор — просто принимает каждого крылатого вне зависимости от того, кто он.
А по возвращении и после отчета Тремперу он поймал на себе взгляд Хаура. Тот на него глазел. Пристально. И да, Древесник и Конопатый были правы — взгляд у пассажира был неприятный. Холодный, пронзительный. Оценивающий. Словно коня выбирал на торге или — Тезарн сглотнул — раба. Пользу прикидывал и навар.
К огромному удивлению Тезарна, достопочтенный подошел к нему сам.
— Ты спрашивал про приемы и магию, — приветствия пассажир, видимо, считал совершенно ненужными. — Если ты уже сменился с этой вашей вахты, я могу тебе кое-что показать.
— Ты изменил свое мнение? — уточнил Тезарн.