Коготки Галатеи

Воскресенье я ненавидел. Было много свободного времени, и на душе скребли кошки. Но всех кошек я топил в ликере или бренди. Причем начинал с самого утра. А потом весь день спал. Но когда меня одолел стыд за свои бесконечные пьянки, я пристрастился ходить в рестораны.

11

Одному, как известно, ходить по ресторанам не очень-то весело, но к этому времени я уже был абсолютным бобылем. Своих товарищей по работе я держал на расстоянии, не потому что их презирал, а потому что так сложилось. Мне почему-то всегда казалось, что я скучный собеседник. Я не люблю бытовые темы. Не люблю сплетничать, говорить о погоде, о политике и прочем, но особенно ненавижу поддерживать разговор только для того, чтобы казаться вежливым. Как бы там ни было, а переливать из пустого в порожнее не мое.

Единственно, о чем я люблю поговорить и говорю страстно, — это о смысле человеческой жизни. Но эта тема для большинства пуста и ненужна. Я не вправе осуждать за это людей. Словом, с простыми смертными, не имеющими отношения к искусству, мне сложно. Да и им со мной не легко. Поэтому ко мне в друзья никто особо не набивался. И если коллеги терпели мою угрюмость и несловоохотливость, то исключительно из-за моих деловых качеств.

Итак, заказав столик в одном модном ресторанчике, публика которого состояла из местных оболтусов, изображавших элиту, я заметил одну грустную дамочку, бросавшуюся в глаза своими далеко не аскетическими формами. Для разбогатевших провинциалов она как раз являлась эталоном сексапильности. Настроение и так было неважным, а тут после двух рюмок я заметил, что она бросает в мою сторону весьма неравнодушные взоры. Я тоже поглядывал на неё сквозь клубы табачного дыма и признавал, что с рабоче-крестьянской точки зрения она была очень даже недурна. Но всех особ женского пола я рассматривал исключительно через призму моей прелестницы. Как художник я не мог не выявить недостатки этой кустодиевской бабочки: несимметричные плечи, крашеные волосы, не столь тонкая талия, не столь изящный изгиб шеи, наконец, черные калошеобразные туфли, надетые на ножку сорок второго размера. Дамочка замечала, что я поглядывал на нее, и застенчиво опускала глаза. Она не была похожа на проститутку или на особу, которую интересуют богатые. И данное обстоятельство слегка меня заинтриговало.

Вполне возможно, что я, допив свой французский коньяк, тихо и мирно бы отбыл домой, но красотка внезапно поднялась с места и направилась к моему столику. Она подошла, застенчиво хлопнула ресницами и чопорно пригласила танцевать, чем привела меня в замешательство. Пока я раздумывал, она отцепила меня от рюмки и, ухватив за рукав, вытащила на середину зала.

Тут нужно отметить, что танцевала она весьма недурно и что от неё исходил тот самый волнующий жар, какой, быть может, использовали египетские жрицы для испытания неокрепших юношей. Но талия её была не столь упруга, сколь хотелось бы, и бедра не столь округлы, сколь требовала душа. К тому же духи её были отвратительны и обесцвеченные волосы очень неприятно щекотали щеку. Тем не менее две трети выпитой бутылки делали свое коварное дело. А на подобной стадии, как известно, такое же количество женщин кажется обворожительным.

После танца я предложил посидеть со мной и помочь допить этот нескончаемый французский коньяк. Коньяк незнакомке понравился. Едва пригубив рюмку, она сделала блаженную мину и вожделенно закатила глаза. За разговором выяснилось, что девушка — актриса. Только что окончила Ярославский театральный институт и прибыла в наше захолустье по распределению. Для вчерашней студентки она выглядела не очень юно. «Лет тридцать, — дал я девушке про себя. — Хотя, может, двадцать семь».

— А что, актерской зарплаты хватает, чтобы посещать рестораны? поинтересовался я без задней мысли.

Она рассмеялась и сказала, что в этом ресторане впервые. Деньги, конечно, в театре платят мизерные, но на один вечер в ресторане хватит. К тому же на что только не пойдешь, лишь бы избавиться от этой провинциальной скуки. Она оказалась права. Я осмотрел эту задымленную конюшню, и мне захотелось сладко зевнуть.

Поскольку коньяк вскоре иссяк, я вяло вызвался её проводить. Жила она, кстати, на самой окраине, а я по глупости отпустил такси. Пришлось около часа трепаться с ней на лавочке, прежде чем она пригласила к себе.

Но после того как моя нога переступила порог её коммунальной комнатушки, на сердце как-то ужасно потяжелело и уже не отпускало весь оставшийся вечер: ни тогда, когда я стаскивал с неё стреляющую блузку, ни тогда, когда задыхался в её душных объятиях, ни через несколько часов, когда я в ужасе проснулся среди кромешной тьмы и закурил.

Перед глазами внезапно возникло прекрасное личико Галатеи, и мне стало не по себе. Случайная моя спутница, волей судьбы заброшенная в нашу дыру, громко сопела, и её доменное тело излучало рубенсовский жар.