Когти чёрных орлов

Вдруг, ненадолго оглянувшись, он заметил, как Хабиб, облачённый в чёрную длиннополую черкеску, с огромной белой папахой на голове, с неизменной рукой на рукояти кинжала, куда-то пристально смотрит, своим страстным и диковатым взглядом. Решив узнать, кто или что так завладело вниманием горца, Алексей обернулся, и также пристально стал рассматривать прогуливающихся по пристани. Не прошло и минуты, как его взгляд остановился на весьма странного вида паре, по всей видимости, также бывшей пассажирами одного из отплывающих кораблей.

Это был неказистого вида старикан, с брюхом, делавшим его похожим на бочку, в дорогом лиловом фраке, пышном напудренном парике и в мягких кокетливых сапожках, с отвёрнутой наружу верхней частью. Его круглое, с ястребиным носом, лицо было набелено до такой степени, что напоминало собой гомеровскую маску. С каждым шагом он тяжело опирался на увесистую толстую трость с костяным набалдашником. Слева от него, держа под руку своего спутника, шла безумной красоты девица. Высокая, предельно стройная, белокурая и голубоглазая она являла собой полную противоположность, абсолютный антипод, своего ужасного спутника. Он не годился ей даже в отцы и деды, поскольку вряд ли у столь дурно скроенного человека могла быть столь прекрасная дочь или внучка. Ещё нелепей казалась мысль о том, что они могли быть супружеской парой.

Позже, вечером, когда всем пассажирам велели подняться на борт, Алексей взглядом проследил как эта странная пара направилась к такому же английскому галеону, идущему в немецкий Росток.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, корабль отчалил от берега. Покидая Санкт-Петербург, он направлялся в английский Портсмут, по пути делая четыре остановки- в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме и северо-французском Кале, что, конечно же, отнимало время, но делало морское путешествие более интересным.

Прошло чуть больше суток, и утром следующего дня галеон бросил якорь в порту Стокгольма, а вечером подошёл к пристани. Земля Одина встретила той же летней жарой, хотя и не такой душной как в Санкт-Петербурге. По протестантски чопорный и нордически сдержанный Стокгольм производил достойное впечатление. Чистые улицы, аккуратные фасады многоэтажных домов, остроконечные шпили протестантских церквей- всё создавало оригинальный, хотя и холодный, колорит северного скандинавского города. Многим он напоминал русский Выборг, но в куда большем масштабе.

Наутро корабль уже отплывал в Копенгаген, и трое друзей, естественно, решили прогуляться по шведской столице. Но, узнав, что сии молодые люди прибыли из России, стоящие на часах солдаты не пустили их дальше портовой площади. Да ещё потребовали досмотра содержимого их карманов.

В это самое время Россия всё ещё оставалась в состоянии войны со Швецией.

Одновременно с русско-турецкой войной, пылавшей на черноморском юге, на балтийском севере гремела русско-шведская война. Как и турки, шведы хотели вернуть себе ранее утраченные территории. Минул почти год со дня решающего сражения, когда русская эскадра под началом адмирала Грейга нанесла поражение шведскому флоту у острова Гогланд в Финском заливе, по сути решившего исход войны. Но мир всё ещё не был подписан, и небольшие битвы и стычки всё ещё продолжались.

К полудню четвёртого дня своего путешествия они были уже в Копенгагене. Родина Ханса Кристиана Андерсона была также по-летнему тепла как Санкт-Петербург и Стокгольм. Выйдя на вполне свободную прогулку по Копенгагену, друзья забрели в крохотный и очень уютный трактир, где вдоволь наелись знаменитых датских фледегрьоди, а перед возвращением на корабль накупили целую уйму не менее знаменитых датских сладостей, кои уплетали аж до самого Кале.

Почти два дня провели в Северном море, в тот момент оказавшемся более ненастным, нежели Балтийское, а к вечеру седьмого дня подошли к Амстердаму.

Столица Соединённых провинций Нидерландов и родина знаменитого Рембрандта произвела неожиданно мрачное впечатление. Погода заметно испортилась. Небо было пасмурным, постоянно моросил дождь, с севера дул сильный холодный ветер.