– Так или иначе, – продолжил он через какое-то время, – мне сложно говорить за Геральта: что и как сильно он чувствовал, – а как догадываешься, в Каэр Морхене мы чаще всего не устраивали мужских вечеринок с откровенными разговорами. Может, он говорил так, поскольку ожидал, что эмоции окажутся подавленными в большей степени. Может, думал, что у него совершенно пропадет желание поддаваться определенным чувствам. А может, ему и правда случалось совершенно терять голову, хотя сам я такому ни разу не был свидетелем. А может, еще до мутации он был куда эмоциональнее, чем обычный парень, или был у него более высокий уровень эмпатии. Я не могу сказать однозначно.
Снова тишина. Трисс допила то, что было у нее в кубке, и привстала со стула.
– Спасибо тебе, Ламберт, – сказала серьезно, глядя ведьмаку прямо в глаза. – Признаюсь, я надеялась в лучшем случае на уклончивый ответ, а в худшем – что останусь и вовсе без него. Спасибо, что ты ответил, как для себя, исчерпывающе.
– Хо-хо, как для меня – исчерпывающе. Но спасибо за этот комплимент, за – вот уж воистину! – избыток вежливости.
– Понимаю, что твоя обиженная гримаса – это именно тот самый не то безусловный, не то приобретенный рефлекс?
– Меригольд, тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасная зазнайка?
– Ты. Сотни раз, – ответила она с улыбкой.
– Вот и славно! – сказал Ламберт, размахивая пальцем. – Надо бы тебе повторять это регулярно, чтобы ты случайно не стала высокомерной, как другие чародейки.
Трисс изумленно приподняла брови.
– Ламберт, это что же, почти комплимент? – спросила с притворным удивлением.
– Отнюдь нет. Это – поперечная флейта, – ответил он с каменным лицом.
С неба лился жар.
Рудник находился в неполных двух часах езды верхом от Дориана. Ехали они быстро, поскольку ветер, вызванный галопом – а на пространствах поровнее так и почти в намет, – был единственным спасением от застойного, тяжелого, знойного воздуха.
На месте должны были повстречаться с картографом, который несколько месяцев назад за небольшую плату нарисовал план рудника, а позже еще несколько раз его обновлял, что делало его единственным человеком, знающим сеть пещер и коридоров, созданных природой (при небольшой помощи шахтеров).
По крайней мере единственным живым человеком.
По дороге они миновали два села и несколько хуторов и отдельных хат, поля, луга и сады, где яблони склоняли ветви под тяжестью молодых, еще незрелых яблок.
– Смотрите, – сказал помощник бургомистра, служивший им проводником. – Дым. Там находится рудник.
И правда, над лесом, в который они как раз должны были въехать, поднимался черный столб дыма.
Ламберт ударил коня пятками. То же самое сделали Трисс и Зелаб. Через несколько минут они въехали в рощу, а глазам их предстало травянисто-скалистое взгорье, над которым вставали три верхушки деревянных подъемников.
А над верхушками этими кружили вороны.
Прежде чем они что-то увидели, ударила в них вонь разлагающихся тел. Трисс едва удержалась, чтобы не сблевать. А Зелаб не удержался – повис на левой стороне коня и вывернул съеденный завтрак под его копыта. Кони тоже вели себя неспокойно, потому Ламберт соскочил со своего и двинулся в сторону взгорья. Трисс тоже спустилась на землю и помогла Зелабу.
Вид, который открылся их глазам, когда над входом в пещеру они увидели рабочую площадку перед рудником, мог бы сниться Трисс ночами – когда бы не Содден, Таннед и погром в Ривии. Первое обезображенное тело она заметила в нескольких метрах от входа; у него было разорвано горло и отгрызена рука; сама рука лежала неподалеку. Второй и третий трупы валялись чуть дальше, один на другом. Верхний принадлежал крупному громиле – из его брюшной полости вывалились кишки, уже частично расклеванные воронами. Тело, лежащее снизу, было черным от засохшей крови, но чародейка не могла увидеть никаких ран. Четвертое, пятое и шестое тела находились несколькими шагами дальше. Лицо одной из жертв кривилось в их сторону кровавой, лишенной губ ухмылкой. От восьмого, лежащего на берегу речки, вел кровавый след. Похоже, несчастный пытался сбежать, но либо тварь до него добралась, либо раны оказались слишком серьезными. Девятое тело они заметили, только когда спустились вдвоем – без Зелаба – вниз. Источником дыма оказался четвертый подъемник. От огромной конструкции остались только обгорелые руины, от которых вставали узкие струйки дыма. Собственно, там их и приветствовали сожженные человеческие останки.
Трисс взялась за гашение руин подъемника – в такую жару недолго было до большого пожара. Правда, если ближайшие деревья не загорелись до сих пор, то наверняка уже не загорятся, но береженого и боги берегут. Ламберт в это время пошел смотреть на тела и изучать следы, оставленные мантикорой.
Когда Трисс закончила, то вернулась к Зелабу, чтобы увидеть, как он держится. Тот все еще был бледен, но выглядел куда лучше и, что важнее, уже не блевал. Она приказала ему выпить целую баклагу воды. Потом – ждали Ламберта. Он появился только через десяток долгих минут. В руке нес узелок, из которого торчали какие-то бумаги.