– Ты говорил, что днем возле рудника дежурит пара стражников? – спросил Зелаба.
Помощник бургомистра кивнул.
– А ночью?
Зелаб посмотрел на ведьмака внимательней.
– Ночью за логовом мантикоры не хотел следить никто и ни за какие деньги. Как видно, были правы.
С этим было сложно не согласиться.
– И где тогда они сейчас? – спросил ведьмак, роясь в своих переметных сумах.
Помощник бургомистра развел руками.
– Посмотрели на ситуацию и отправились за помощью?
Ламберт покачал головой и сделал большой глоток из своей баклаги.
– Полагаю, они должны были сторожить площадку с утра. До этого времени успели бы отослать десяток сообщений и даже сами приехать в Дориан, вернуться и сделать это еще раз.
Зелаб нахмурился.
– Думаешь, что сегодня они вообще не пришли?
– Или что Дориан им платит, а они и не приходили? – подвела итог Трисс.
Ведьмак скривился, потом отошел от них на несколько шагов и вылил себе на голову немного воды. Отряхнулся, словно собака, и вернулся к ним.
– Возможно. А может, они просто сотрудничали с бандитами.
Зелаб вскинул голову и удивленно поглядел на Ламберта.
– Отчего ты думаешь, что это были бандиты?
Ведьмак с кривой ухмылкой глянул на него.
– Кроме того, что никто при трезвой памяти не приблизился бы к этому месту по собственной воле? К тому же – ночью? – спросил ироничным тоном. – Сразу за линией деревьев стоят две повозки, в том числе одна – груженная шахтерским оборудованием. Во второй лежат крюки для подъемников, каски, канаты и несколько таких вот вещиц. Тварь поймала их в момент погрузки.
Зерриканец побледнел еще сильнее.
– Полагаешь, кому-то удалось сбежать? – спросил слабым голосом.
Ламберт покачал головой.
– Не думаю. Мантикоры жутко быстры. Всю десятку она наверняка порешила мигом.
Трисс нахмурилась и взглянула на ведьмака.
– Десятку?
Ламберт кивнул.
– Полагаю, бандиты знали, что мантикора не любит света и огня. Кто-то из них, должно быть, поджег подъемник. Тот, высушенный нынешней жарой, вспыхнул быстро. Но не настолько быстро, чтобы спасти им жизнь – хотя достаточно быстро, чтобы тварь взяла столько, сколько смогла бы унести в зубах, и вернулась в пещеры. Отсюда этот свежий кровавый след… – сказал он гробовым тоном и сделал паузу, – …но есть и более старые следы крови. Вы говорили, что ранее все погибли.
Зелаб кивнул.
– Так оно и было. Но один из шахтеров погиб от ран уже после того, как выбрался на свет солнца. Потому мы узнали, что это – мантикора. Гарфард сделал вскрытие трупа.
Ведьмак смотрел на него минуту, но не сказал ничего, только подошел к своему коню, поставил ногу в стремя и ловко вскочил в седло.
– Ну, тогда собираемся.
– А что с планами? – возразила Трисс.
– Планы, – начал ведьмак и указал на узелок, который он раньше привязал к своим сумам, – я нашел лежащими недалеко на земле. Похоже, наш картограф добрался сюда раньше нас, бросил их и сбежал. Они сохранились, они подробные, там даже обозначено, в каких местах могло все случиться. Большего мы от него и так бы не добились.
Вернулись они другой дорогой. Отклонились к востоку, к Пещернику, чтобы окончательно договориться с войтом относительно расквартирования там чародея и медика. Сельцо выставило стражу, которая должна была предупредить жителей Пещерника в случае нападения чудовища. Зелаб попросил, чтобы войт занялся погребением бандитов, но тот не хотел даже и слышать. Впустую ушли и аргументы Ламберта, что днем чудовище наверняка не нападет. Особенно – сытое. Еще он запретил войту в эту и следующую ночь разводить костры вокруг села.
В Дориане они отправились прямиком к бургомистру. Харальда не обрадовала новость о том, что уничтожен один подъемник. Информация же о бандитах не произвела на него никакого впечатления. Также он не видел причин рисковать жизнью дорианских ратников ради погребения тел каких-то разбойников, но Ламберт быстро его убедил, говоря, что у него нет намерения в следующую ночь сражаться и с мантикорой, и с гулями.
Двинулись втроем, через несколько часов пополудни.
Трисс, Ламберт и Фалька, молодая медичка с волосами почти морковного цвета. Едва только представилась и увидела их удивленные лица, сразу же хихикнула и пустилась в объяснения:
– Да, родители, похоже, меня ненавидели. В конце концов, какой нормальный человек назовет свою дочку именем реданской принцессы, вошедшей в историю под прозвищем «Кровавая» и сожженной на костре? Ха-ха-ха! – когда оба они взглянули на нее с удивлением, перестала смеяться, покраснела и добавила: – Естественно, кровавая резня и сожжение – совсем не смешные. Смех – это моя реакция на стресс, точно так же, как и непрерывная болтовня, ха-ха… Хм. Перестань болтать! – буркнула сама себе под нос.
Тогда Ламберт повел себя как человек и улыбнулся удивительно тепло (Трисс даже не знала, что он так умеет).
– Я только надеюсь, что когда станешь сшивать мои разодранные члены… – тут девушка прыснула со смеху: как видно, была еще в том возрасте, когда слово «члены» кажется удивительно забавным. – …что ты не впадешь в панику и не станешь смеяться.