Когти Каганата

На беднягу Никольского жалко было смотреть – его порядком утомили непрекращающиеся исторические экскурсы Михаила Капитоновича – наверное, молодой офицер здорово сожалел о том, что вначале разговора подзадоривал профессора заинтересованными вопросами и репликами. Что касается Крыжановского, то он просто наслаждался беседой – погружение в любимую науку, некогда бывшую делом всей его жизни, возвращало позабытые и, казалось бы, навсегда утраченные чувства. Увы, обстоятельства требовали не уводить разговор в сторону от предстоящего задания.

– По берегам Дона много древних памятников культуры, – начал Михаил Капитонович. – Левобережное и правобережное городища у станицы Цымлянской; ниже по течению находится Кобяково городище; у хутора Средний, опять же…

Никольский страдальчески кашлянул. Взглянув на него, рассказчик поспешил закончить перечисление.

– В общем, городищ достаточно, чтобы запутать поиски. Но, как уже упоминалось, я все те места на брюхе излазил и могу сказать определённо – только левобережное Цымлянское городище подпадает под признаки Саркела. Что мы знаем об этой крепости? Во-первых, то, что построили её византийцы по просьбе хазар, а во-вторых, что её впоследствии захватили русы, которые потом долго жили там, пока их, в свою очередь, не вытеснили половцы. Раскопки Левобережного городища дали следующие находки: византийские постройки, хазарские предметы быта, характерные для Маяцко-Салтовской культуры, далее – слой угля как от большого пожара, и выше уже – слой с русскими монетами, иконками и крестиками…

– А поливные яйца? – с лукавинкой спросил Герман.

– Само собой, – усмехнулся Михаил Капитонович. – Поливные яйца тоже встречались в этом слое. Но важны не яйца: важно то, что нигде в тех местах больше нет тройного наслоения культур – византийской, хазарской и русской. Следовательно, только это городище можно идентифицировать с Саркелом... Эх, мне бы ещё один сезон раскопок, я бы всему миру доказал столь очевидную истину, а так – даже докторскую пришлось по сарматам защищать…

– Академическая чёрствая среда, которая ничему новому не желает верить? – сочувственно спросил Герман.

– Всё правильно, – подтвердил Артюхов. – Стена! Планировал: вот сделаюсь доктором, поднакоплю доказательств, да как ударю в эту стену всем научным весом, да со всей пролетарской ненавистью! Увы, сам понимаешь, планы разбила война… Но Саркел – точно там, это вне сомнений. Да что там говорить, я ж, идя с вами, собственной жизнью в том ручаюсь.

Крыжановский смотрел на красный крестик посреди карты и гнал от себя назойливую мысль, что на могилах нынче принято ставить не красные кресты, а красные звёзды…

Они ещё некоторое время обсуждали вопросы, касающиеся завтрашней поездки, а затем, условившись забрать Артюхова в полпятого утра, Крыжановский с Никольским отбыли из института.

Когда «газик» притормозил у дома на Таганке, в котором располагалась мансарда, покинутая им три года назад, Герман испытал некоторое волнение. Ведь с этим жилищем связан большой, тяжёлый пласт жизни.

«Чувство такое, будто, вопреки всем утверждениям, второй раз входишь в одну и ту же реку», – подумал разведчик.

Выйдя из машины, он попрощался с Никольским и заозирался по сторонам. Очень не хотелось встретить сейчас кого-либо из прежних соседей и услышать в спину что-нибудь этакое: «Смотри-ка, уже выпустили! Быстро что-то!»

К счастью, во дворе, обычно людном в вечернее время, никого из жильцов не оказалось. Лишь похожая на хорька небольшая собака лежала на спине, подставив заходящему солнцу поджарое белёсое брюхо. При приближении Германа собака вздрогнула и, взбрыкнув в воздухе лапами, перевернулась на бок. На человека уставились незлые пытливые глаза. Несмотря на то, что прежде этого пса он никогда не видел, Герман присел на корточки подле животного и почесал ему за ухом. Неизвестно по какой причине, но собаки, даже самые вредные, никогда не кусали Крыжановского. Облаять могли, но не укусить.

«Понятно, почему никого нет, – подумал он. – Это из-за войны. Кто на фронте, кто в эвакуации… Интересно получается, сам я начал сражаться с фашистами задолго до того, как Гитлер напал на СССР. Должен бы за эти годы привыкнуть, но – нет, каждая примета военного времени режет глаз. Видно оттого, что война теперь пожаловала сюда, на порог собственного дома».

Оставив пса, Крыжановский направился в подъезд. Он ожидал, что там, на стенах сохранились старые надписи, но их не было – всё давно побелили, а поверх побелки появились уже другие, новые слова.

«Да, всё же правильно сказано: дважды в одну реку не войдёшь!»

Дверь в мансарду оказалась не заперта, а у весело горящего камина мирно дремал в кресле товарищ Каранихи. С аэродрома Германа доставили в комиссариат, на Лубянку, а индуса отвезли сюда, в эту старую берлогу. Герман шумно втянул носом воздух. За время его трёхгодичного отсутствия жилище стояло пустым, и оно сохранило прежние запахи – табака, пыли и книг.