20 сентября 1942 года. Москва.
– Внизу кто-то есть, слышите? – прошептал Никольский. Вскочив из-за стола, он направился к незапертой двери, ведущей из Артюховского убежища в коридор. Спиритус крепко овладел молодым офицером, поэтому походка того, по замыслу – бесшумно-кошачья, на деле оказалась другой – вихляющей и нетвёрдой.
Герман прислушался. Действительно, кроме них троих, в институте находился кто-то ещё. И этот кто-то обозначал своё присутствие весьма отчётливыми звуками – бормотанием и постукиванием.
– Чего всполошились, товарищи? Это баба Тоша, наша техничка, – рассмеялся Артюхов. – Мы с ней вдвоём стережём институтские сокровища.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – оконфузившийся Никольский поспешил вернуться за стол.
– Баба Тоша – личность по-своему мифологическая, – продолжил улыбающийся Артюхов. – Князя Щербатова именно она выручила…
– Не может быть! – перебил Герман Крыжановский. – И она здесь, у тебя сейчас работает?! Что ни говори, а этой бабе Тоше каждый археолог в ноги обязан поклониться!
– О чём это вы, товарищи? – спросил Никольский.
– О-о, в прежние времена был такой знаменитый археолог – князь Николай Сергеевич Щербатов, – начал пояснять Крыжановский. – Умница и энтузиаст, много сделавший для отечественной науки. Именно он провёл наиболее полное обследование подземелий Московского Кремля, описал их и сделал там множество фотоснимков…
– Искал библиотеку Иоанна Грозного, – подмигнул Никольскому Артюхов.
– Да-да, а до революции он занимал пост директора Исторического музея, – пояснил Крыжановский.
– И после революции тоже…, – снова ввернул фразу Артюхов.
– Ну, так вот, в двадцатые годы, в период «перегибов на местах»[71]
, – на последнем слове Герман сделал ударение, – Щербатова, немолодого тогда уже человека, арестовали. А как же: бывший князь, бывший помещик и вдруг – на свободе. Так бы ему и сгинуть, если бы не одна простая женщина, что прежде прислуживала в его доме…– Вот эта самая баба Тоша, – подтвердил Артюхов.
– Она – ни много, ни мало – явилась прямо в ЧК и потребовала возвратить ей хозяина, – продолжил Герман. – Человек, мол, он хороший, добрый и для советской власти никакой угрозы не представляет. Сама же она, как истинная представительница пролетариата, выразила готовность взять бывшего хозяина-князя на поруки. Удивительное дело, но товарищи из ЧК пошли навстречу женщине и выпустили Николая Сергеевича. Более того, он даже смог вернуться и работать в Историческом музее, правда, уже внештатно. Потом даже получил пенсию.
– Действительно, похоже на миф, – с уважением глядя в сторону двери, согласился Динэр Никольский, – красивый миф со счастливым концом…
– Красивый, – подтвердил Артюхов. – Но вы ведь, товарищи, как я понимаю, приехали сюда не за мифами о бабе Тоше и князе Щербатове?
– Точно! – воскликнул Герман. – Нас интересует совсем другой князь. А именно – киевский князь Олег по прозванию Вещий…
– И Песах тоже, – добавил Никольский. – В прошлую нашу встречу, вы, уважаемый Михаил Капитонович, загадками изъяснялись. Так будьте добры хоть сейчас, в присутствии товарища Крыжановского, разложить всё по полочкам и со всеми подробностями.
Герман выжидающе смотрел на Артюхова. Тот поправил очки и начал:
– Не знаю, возможно, вам, уважаемый Динэр Кузьмич, для того, чтобы понять мои объяснения, не хватало поддержки Германа Ивановича. Что до меня, то ради здравости изъяснения мне не доставало другого, а именно – спирту. Поскольку теперь и Герман, и спирт присутствуют, начну, пожалуй, сначала, и со всеми, как вам того угодно, подробностями. Итак, «Песнь о вещем Олеге», надеюсь, помните?
Никольский кивнул, а затем нараспев продекламировал:
– Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам, их сёла и нивы за буйный набег обрёк он мечам и пожарам…
– Всё правильно! – удовлетворённо воскликнул Артюхов. – Так, может, вам также известно, чем именно окончился упомянутый «буйный набег»?
– Змея выползла из черепа мёртвого коня и укусила князя насмерть! – выпалил особист.
– Вот как?! – деланно изумился Артюхов. – Не мудрено, в школьных учебниках истории о том – ни гу-гу…
– Да и в университетских, признаться, тоже сказано вскользь, – подтвердил мысль коллеги Крыжановский. – Как и обо всём Хазарском царстве.